Ломоносов о монашестве

Жертвы, молитвы, посты, церковные службы - что говорит Священное Писание?
Ответить
Holy Scripture
Администратор
Сообщения: 1226
Зарегистрирован: 27 мар 2011, 20:51

Ломоносов о монашестве

Сообщение Holy Scripture » 14 июн 2012, 07:07

«Вошло в обычай, что натуре человеческой противно (противно  ли законам, на соборах положенным, не помню), что вдовых молодых попов и дьяконов в чернцы насильно постригают, чем к греху, а не ко спасенью даётся повод и приращению народа немалая отрасль пресекается.

Смешная неосторожность! Не позволяется священнодействовать, женясь вторым браком законно, честно и благословенно, а в чернечестве блуднику, прелюбодею или ещё и мужеложцу литургию служить и всякие тайны совершать даётся воля.

Возможно  ли подумать, чтобы человек молодой, живучи в монашестве без всякой печали, довольствуясь пищами и напитками и по всему внешнему виду здоровый, сильный и тучный, не был  бы плотских похотей стремлениям подвержен, кои всегда тем больше усиливаются, чем крепче запрещаются. Для сих причин кажется, что молодым вдовым попам и дьяконам надобно позволить второй брак и не постригать прежде лет пятидесяти или, сняв чин священства, позволять быть мирскими чинами.

Сюда  ж надлежит и пострижение молодых людей прямо в монахи и монахини, которое хотя в нынешние времена и умалилось пред прежним, однако ещё много есть излишества, особливо в Малороссии и при синодальных школах. Взгляды, уборы, обходительства, роскоши и прочие поступки везде показывают, что монашество в молодости не что иное есть, как чёрным платьем прикрытое блудодеяние и содомство, наносящее знатный ущерб размножению человеческого рода, не упоминая о бывающих детоубивствах, когда законопреступление закрывают злодеянием. Мне кажется, что надобно клобук запретить мужчинам до  50, а женщинам до 45  лет.»

(© М.В. Ломоносов: «О сохранении руского народа» (письмо к И.И. Шувалову), ­§4. 1 ноября 1761 г.)

Аватара пользователя
FontCity
Сообщения: 5667
Зарегистрирован: 28 мар 2011, 00:34
Откуда: Тверь
Контактная информация:

Житие святых

Сообщение FontCity » 03 фев 2017, 17:04

«Монахинь обвиняли в лесбийских наклонностях»: послушницам устроили ад в монастыре

«Там много сломанных судеб: и в тюрьме заканчивали, и в психушке»

Регина Шамс провела в Свято-Никольском Черноостровском монастыре 5 лет. О диких нравах, царящих в этой обители, возглавляемой игуменьей Николаей, недавно рассказала в своей откровенной книге-исповеди Мария Кикоть.

Но история Регины намного драматичней: ее судьбу в полной мере разделила и маленькая дочь Диана, которая все эти годы воспитывалась в монастырском приюте. Жизнь в закрытом сообществе стала для обеих чудовищным испытанием, требующим долгой реабилитации, как после тяжелой болезни.

Изображение

Знакомые, с которыми Регина делилась своими кошмарами, в один голос кричали: «Опять этот Малоярославец? Не вспоминай!»

Между ее фотографиями до и после будто пролегла вечность. От той девушки с романтической улыбкой и безмятежными глазами не осталось почти ничего. Ее словно стерли невидимым ластиком.

Регина - коренная москвичка. Окончила Менделеевский - для родителей, поработала по специальности, но душа стремилась к другим берегам. Когда появилась возможность, Регина отправилась в Италию - страну своей мечты. В институте Данте Алигьери выучила итальянский. В то время на этот язык в Москве был настоящий бум, и работа нашлась быстро - требовались преподаватели и переводчики. Из Италии Регина вернулась с дочкой Дианой.

- В последний момент Сильвио передумал на мне жениться, - рассказывает она. - В личной жизни мне никогда не везло. Первый брак оказался неудачным, старшую дочь Машу я воспитывала одна.

Когда Диане исполнился год, я вышла замуж за иранца Мохсена, который учился в России на пилота. Он записал дочь на себя, и Диана Сильвиевна Смирнова стала Дианой Мохсеновной Шамс. Это не был брак по большой любви, каждый из нас преследовал свои интересы: я стала замужней женщиной, а Мохсен получил российский паспорт.

Со стороны Регина выглядела вполне успешной. Модно одевалась, бегала по утрам, работала с итальянским языком, училась на психолога. Она могла позволить себе держать для младшей дочки няню, а дома встречал красивый муж, на девять лет моложе.

- Но начались проблемы с Машей. В подростковом возрасте она попала в плохую компанию. Могла не ночевать дома. Я с ней очень настрадалась. Жила как в аду. Но однажды все изменилось. Маша с друзьями поехала в Оптину Пустынь и вернулась с другими глазами. Она словно транслировала благодать. Рассказывала про чудеса, про отца Илия, про источник, в который они окунулись. И в следующий раз мы поехали вместе.

Это был первый опыт погружения в православную жизнь. Регине открывался целый мир с красивыми монастырскими службами, исповедями и новым кругом общения.

- А потом я почувствовала вдруг, что у меня будто гора с плеч свалилась, словно кто-то взял мой груз на себя. Я ведь уже несколько лет находилась в духовном поиске, перечитала огромное количество философских и эзотерических книг. Душа была голодная, и я никак и ничем не могла насытить ее.

Я пробовала заниматься буддизмом. Прочитала два раза Коран и даже совершала намаз, как было написано в книжке, которую мне дал мой муж-мусульманин. Мохсену не нравилось, что я начала соблюдать посты с супружеским воздержанием. У нас начались большие скандалы, с драками, слезами и взаимными оскорблениями. Жизнь с ним стала мучительной. Он даже сказал в сердцах: «Лучше бы ты была буддисткой!»

Регина по натуре очень доверчивая и наивная. Ее легко обвести вокруг пальца. Она и представить себе не могла, что новые знакомые из православной среды окажутся обычными мошенниками, и ее попытка переехать в Подмосковье обернется судебными тяжбами и финансовыми потерями.

За советом Регина отправилась в Оптину Пустынь. Старец отец Илий благословил ее поселиться в городе Боровске, в 80 километрах от Москвы, где у нее не было ни друзей, ни знакомых.

- Его слова я воспринимала как волю Божью. Продала квартиру в центре Москвы и купила дом в Боровске - красивый, в прибалтийском стиле, но, как выяснилось, совсем не приспособленный для зимы. Мы обустроились, приобрели мебель, машину, но, когда пришли холода, начали замерзать.

Деньги кончились, муж не приезжал, я впала в депрессию. Просыпалась каждое утро в жуткой тревоге и не видела никакого выхода из тупика. Работы по моей квалификации там не было, а идти методистом или нянечкой в детский сад не хотелось.

Мне казалось, раз отец Илий меня благословил, то все должно устроиться само собой, но этого не происходило. А тут еще Маша на последних сроках беременности потеряла ребенка и отправилась по благословению старца Илия в Топловский монастырь в Крыму, где пробыла полгода. Мы с Дианой остались одни. И, если бы не отец Иоанн, который бескорыстно нас очень поддерживал, не знаю, как бы выжили.

– Как вы попали в Черноостровский монастырь?

– Отец Иоанн привез нас туда на службу. Мы вошли под звон колоколов и ахнули. Навстречу шла инокиня неземной красоты, которая словно летела над землей. А когда в храме сестры запели «Се жених грядет в полуночи…», у меня потекли слезы. Такое сильное впечатление было. Только потом я поняла, что в этих устремлявшихся под своды голосах звенит неподдельное страдание. А когда я увидела девочек в нарядных сарафанчиках и чинных платочках, решение пришло само собой. Мне захотелось, чтобы и моя дочка была такой. Да и старец Илий советовал отдать ее в православную гимназию. Теперь меня называли Риммой, Диану - Дарьей, по именам в крещении.

– Когда начались испытания на прочность?

– Моя Диана всегда своевольная была, а настоятельница сразу ей не понравилась, и она не подошла к ней под благословение. Ее наказали - лишили причастия на праздник преподобного Сергия Радонежского.

Я тоже почти мгновенно впала в немилость. Меня поставили на кухню поваром и в качестве помощника дали старшую девочку из приюта. Обычно эту работу выполняли две физически крепкие сестры, чтобы к 11 часам уже была готова трапеза.

Но послушание оказалось не под силу. Овощи надо было на 80 сестер начистить и нарезать, потом приготовить в сотейниках. Как я ни старалась, все не успела. Кашу и еще что-то я приготовила, а овощи получились полусырыми: я не ту температуру поставила. Матушка сказала, что это вопиющий случай, такого в монастыре никогда не было и что я теперь буду вечно на кухне, а вставать мне придется в 4 утра, чтобы успеть.

– За что еще наказывала матушка?

– Буквально за все. Наказания накручивались как снежный ком. Одна сестра скучала по маме, у другой было не то выражение лица, когда ей поменяли послушание, третью винили за помыслы, в которых мы все признавались в письменном виде. Досталось даже моему ни в чем не повинному коту - дымчатому персу, которого я привезла с собой в монастырь.

Холеный красавец превратился в тощего бомжа с облезлым мехом. Он фактически жил на улице, и даже в сильные морозы ему редко позволяли согреться в помещении, от кухни его отгоняли. Как-то я вернулась из ссылки в скит, и кот пришел ко мне в келью.

Изображение
Регина до и после. Между этими фотографиями всего два года.

Матушка делала все наоборот, иногда доходило до абсурда. Хочет сестра петь на клиросе - ей запрещают, надоели кабачки - будут накрывать на все три трапезы, нет сил на тяжелую физическую работу - дадут самое трудное послушание. Матушка как-то приехала из Греции и велела, чтобы все улыбались, как там. Причастия лишала, если кто-то забыл улыбнуться. В монастыре толпы гостей, нельзя портить им впечатление. Особенно не поощрялась дружба и любая привязанность между сестрами. Подруг разлучали, обвиняя в лесбийских наклонностях.

– Наказания были строгими?

– Подъем в 5 часов: утренние молитвы - и на работу. И так до 11 вечера. Если игуменья тобой недовольна, она высказывала это благочинной Серафиме, которая давала тебе какое-то непосильное послушание.

Однажды мне пришлось два месяца с утра до вечера мыть посуду за всеми только за то, что на меня пожаловались одна сестра: не так споласкиваю. Тогда матушка обещала простить наказанных сестер на Рождество, а в результате простила только на Пасху. Особенно тяжело приходилось в долгие праздники с гостями-архиереями, концертами, длинными речами, пышными приемами. Мы не могли присутствовать на этих трапезах: были одеты в цветное, как чучела, а после работы спали на задворках кухни, голодные. Никто не отваживался роптать. Все боялись гнева матушки.

– Это какой-то иррациональный страх, как в тоталитарной секте.

– Ты живешь в закрытой системе, у тебя ни телефона, ни паспорта, ни постороннего общения.

Матушка внушала: «Ты все видишь неправильно. Черное - это белое, а белое - это черное. Ты находишься ниже нуля. Все, что тебе кажется добром, это зло». В результате все перемешивается в голове.

Матушка казалась нам всемогущей и прозорливой. Она спрашивала: «Почему у тебя лицо такое темное? Что у тебя за помыслы?» Сестры содрогались, они верили, что она видит их насквозь. Матушка все время внушает, что это лучший монастырь с афонским уставом, а остальные - колхозы. Я долго искренне делилась помыслами, а матушка за это наказывала, позорила при всех. Но особенно сильно пострадала Наташа, которую к нам прислали из Калужского Казанского монастыря на исправление за гордыню.

– А что случилось с Наташей?

– Она была рясофорной послушницей и мне казалась примером монашества: жизнерадостная, приветливая. Она с легкостью выполняла устав и все послушания. Но Наташа привязалась к матери Серафиме, а игуменья расценила это как пристрастие и запретила им общаться. Вообще матушка следила, чтобы в монастыре любили все только ее одну и чтобы ни к кому другому не было никакой симпатии, приязни или дружбы.

Она «раздела» Наташу - сняла с нее рясофор, начала обвинять ее в лесбийских чувствах, называть грязной блудницей, которая якобы соблазняет сестер. Требовала, чтобы Наташа покаялась, а та стояла и говорила: «Сестры, простите меня, я ничего такого не думала, я в простоте подходила...»

Потом с Наташей что-то случилось. Видели, как она ходила по лестнице и прижимала к груди Евангелие. Она все чаще была отстраненная и все время засыпала прямо за работой. Ей давали какие-то таблетки. А матушка нам объявила, что Наташе нужен психиатр, а вскоре объявила, что у Наташи шизофрения и что ее надо отправлять в психиатрическую клинику для лечения.

Я долгое время ничего о ней не слышала. Потом я как-то встретила ее в Калуге у Казанского монастыря, куда ее вернули после больницы. Она производила впечатление потерянного и несчастного человека. Доносились слухи, что ее выдали замуж за неверующего человека, он ее бил, и она потеряла ребенка. Где она теперь? Много таких сломанных матушкой судеб сестер: и в тюрьме заканчивали, и в психушке.

– Вы жили и в Иерусалиме, в Горненском монастыре. Это тоже было послушание?

– Да, там у меня тоже было особое благословение - работать без выходных. Потом дали один день отдыха в неделю. Мать Спиридона и Галя из нашего монастыря постоянно доносили на меня игуменье Николае. А горненские сестры, за некоторым исключением, старались жить по Евангелию. От монахини Иоанны, к которой меня поселили, исходила только любовь, забота и поддержка, так же как и от игуменьи монастыря матушки Георгии. Мне это было дико, я к такому не привыкла, так как в Малоярославце видела только жестокость со стороны матушки и ее приспешниц.

– Как ваша маленькая дочь переносила разлуку с вами?

– Она страдала без меня. Каждый раз, когда меня матушка куда-нибудь посылала, Диана очень переживала. В монастыре все чувственное надо отринуть, в том числе и проявления любви к собственному ребенку. Я практически была лишена общения с дочерью. Для каждой встречи с ребенком нужно благословение. Душа рвется, когда дочь болеет! Забегаешь в приют, а тебя не пускают без благословения матушки. А какое благословение, если я не вылезала из послушаний?

Только в воскресенье, во время отдыха, я могла видеться с дочерью, если находилась в монастыре, а не в ссылке. Когда я была в скитах, мы не встречались неделями. А так… мельком в храме, хватала ее за ручку. Или когда дети проходили «канавку» - крестный ход по всему монастырю с молитвами Богородице, я выскакивала из трапезной, чтобы хотя бы помахать. Тоже могли наказать, если ребенок подбежит. Однажды так пообщались, а потом донесли, и Дианку наказали - неделю держали на одном супе.

–Не знаю, как это можно выдержать. Не обнять лишний раз, не прижать к себе, не поцеловать…

– Я подошла, ребенка поцеловала, а за это ее лишили сладкого, отдыха и заставили мыть туалеты. Диана мне кричала: «Мама, не подходи!» Она была поникшая, как погашенный фонарик. Не ела и засыпала на ходу.

Однажды, проходя мимо детского приюта, я услышала громкий плач, в котором узнала голос своей Дианы. Бросилась к ней. Оказалось, мою девочку наказали: «Не пойдешь в трапезную, пока не найдешь свою юбку!» Я достала первую попавшуюся юбку и посоветовала сказать, что нашла свою. Детей вообще кормили еще хуже, чем сестер. Молоко, творог давали редко, а мясо - никогда.

– Вы тоже жили впроголодь?

– Только в праздники в монастыре устраивались пиры с разносолами. Но в обычные дни хотелось просто хлеба с солью, но матушка хлеб ограничила до двух кусочков белого и двух черного. Как-то я выменяла у одной сестры фотографии моей дочки на черный хлеб. Это было без благословения, и, когда я матушке призналась, она, сидя на своем троне, порвала фотографии на моих глазах.

– Как Диана смирялась с монастырскими порядками?

– Диана не хотела жить в монастыре. Когда она об этом говорила, ее запугивали: «От тебя мама отказалась. Пойдешь в детский дом. А там бьют, к кровати привязывают! Если хочешь, пиши заявление!» И моя маленькая дочь все равно написала заявление!

Изображение
Дарья-Диана в монастырском приюте "Отрада и утешение".

Потом уже, когда мы покинули монастырь, она мне призналась, что в самом начале, когда ей было всего шесть лет, мать Александра закрывала ее в туалете и заставляла ногтями отскребать ржавчину в унитазе. Она скрытная по характеру и считала, что, если расскажет мне, то будет еще хуже.

А сколько раз ее собирали в какие-то поездки, подбирали наряды, в которых она так мечтала походить, а потом чемодан отбирали, и она никуда не ехала. На отдых в Анапу отправили внучку Николаи.

Диана старалась выполнять все послушания, по струнке ходила, но все было бесполезно. С последней поездки дочку сняли, потому что перед отъездом она вся пошла волдырями. Подумали, что ветрянка, но ветрянкой она уже переболела. Это было на нервной почве. Она вообще в последнее время начала часто болеть с высокой температурой.

– Когда вы приняли решение уйти из Черноостровского монастыря?

– Дочь не выдержала первая. Я ушла благодаря ей. В Иерусалиме у Гроба Господня я молилась о том, чтобы мы с Дианкой научились послушанию. А в это время в монастыре произошла история с моей дочерью. Ее отправили в трапезную одну мыть посуду за 80 сестрами, она отказалась, сказала: «Я убегу!» Конечно, она не ожидала, что ей поверят. Но ее слова восприняли всерьез, матушка не хотела проблем с законом, испугались, разыскали мою старшую дочь в Боровске по телефону и потребовали забрать Диану.

Было 11 часов вечера. Маша просила подождать до утра, но ей не разрешили. «Твою дочь вышвырнули!» - радостно сообщили мне наши инокини.

После возвращения из Иерусалима меня уже ждало новое наказание - послушание помощника повара на детской трапезной. Там работают в два раза больше, чем обычно, почти без отдыха и служб. Это очень изнуряющее послушание: большая трапезная, бесконечные гости, учителя, дети, праздники, посуда, чистилка и многое другое. Для меня с моим хроническим малокровием, анемией, с постоянной усталостью это послушание было бы очень тяжелым. Но мое здоровье никого не интересовало.

– Эти пять лет жизни не могли пройти бесследно ни для вас, ни для Дианы…

– Дочка была как звереныш: она пряталась в шкафу, если что-то уронит, сразу кричала: «Я не виновата!» А я после ухода оттуда год еще, что бы ни делала, мысленно сверяла свои поступки с игуменьей: как бы она отнеслась?

Я долго ходила в черных одеждах: боялась, что со мной случится что-то страшное. Матушка пугала: кирпич упадет на голову или изнасилуют. Когда я бывала в Калужской области и видела поворот на Малоярославец, меня охватывал ужас. Страх случайной встречи с матушкой Николаей гнал меня как раненого зверя, и, увидев ее на службе, я бежала, не разбирая дороги. Мне и сегодня трудно говорить о прошлом отстраненно. Эта рана по-прежнему болит. Когда погружаешься в воспоминания, как будто проживаешь весь ад заново - всю эту жестокость и нелюбовь.

– Но вы не сразу решились полностью порвать с монастырским прошлым?

– Несмотря на ужасное состояние крови - высокий сахар и анемию, - я еще два года пробовала продолжить свой монашеский путь на подворьях монастырей, пока духовник Троице-Сергиевой лавры не дал мне другое благословение на работу, что означало жить в миру.

– А где сейчас Дарья-Диана?

– Дочь живет сейчас в детском приюте Свято-Троицкого Стефано-Махрищского монастыря и учится в обычной школе. Этот монастырь мне рекомендовали еще в Иерусалиме. Там все устроено иначе.

Когда мы несколько месяцев жили дома, дочь совсем отбилась от рук: спала до полудня, сидела в Интернете, покрасила волосы, постриглась. У нее наступил переходный возраст, хотелось всего и сразу, и я понимала, что не удержу ее, и попросила мать Амвросию взять ее в приют до окончания школы.

Меня Диана ни во что не ставила - это сделала матушка Николая. Она меня обесценила в глазах дочери, я всегда была изгоем, вечно на плохом счету. Когда я везла дочь в Махру, она мне говорила: «Я никогда, никогда не отдам своих детей в монастырь!» У нее такой протест был! В храм не хотела идти, говорила: «Хватит, я намолилась!» Сейчас наши отношения налаживаются, но я чувствую, что у нее обида на меня.

Изображение
Игуменья Николая, настоятельница Свято-Никольского Черноостровского монастыря.

... Несмотря на все пережитое, Регина не потеряла веру. Во многом благодаря своему духовнику, которого встретила на монастырском подворье в Талицах. Отец Давид, как говорит Регина, проявил к ней неподдельную милость.

Она молится, посещает службы, исповедуется и причащается. Но в монастырь она никогда не вернется. Эта страница жизни закрыта навсегда. Там, за высокими стенами, откуда так близко до небес, было все, что составляет монашескую жизнь, кроме самого главного - любви. А ведь Бог и есть любовь.

Заголовок в газете: Монастырский ад
Опубликован в газете "Московский комсомолец" №27315 от 3 февраля 2017


© Елена Светлова. Московский комсомолец, 02.02.2017 в 16:36
• «Слова мудрых - как иглы и как вбитые гвозди...»
• «The words of the wise are as goads, and as nails fastened...»

Аватара пользователя
FontCity
Сообщения: 5667
Зарегистрирован: 28 мар 2011, 00:34
Откуда: Тверь
Контактная информация:

Преступление и наказание

Сообщение FontCity » 21 мар 2017, 08:28

«Раны от кипятка мазали горчицей». Как умер ребёнок в православном приюте

В Ростовском районном суде Ярославской области, состоялось заседание по делу об истязании сирот в религиозном приюте Мосейцево. На скамье подсудимых - три бабушки в платочках, с иконками и книжками на старо-славянском языке в руках. Набожных старушек обвиняют в изощрённых издевательствах над детьми.

Изображение

В ноябре 2014 года в приюте скончалась 13-летняя воспитанница. На теле ребёнка обнаружили 29 телесных повреждений, причиной смерти стала черепно-мозговая травма. Матушки из приюта заявили сразу - девочка просто упала с печки. Однако следователи не поверили этой версии. Сейчас трое фигурантов дела находятся на скамье подсудимых.

По мосейцевскому делу проходят три бабушки. Одну из них, подсудимую Гусманову, обвинили в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, повлекшем по неосторожности смерть ребёнка. По версии обвинения, она избила сироту до смерти. Прокуратура просит для неё 12 лет лишения свободы. Её товарок Любимову и Семёнову обвиняют в истязании. Гособвинение настаивает для них на пяти с половиной годах колонии.

Ранее в суде зачитывали показания сирот.

«Мне и моей сестре ... связывали руки за спину и говорили делать поклоны много раз. Когда она слегла, и мы перестали делать поклоны, привязывали нас к кровати, спали сидя».
«... вливали в рот кипяток за то, что она не ела горчицу. Раны от кипятка мазали горчицей, и мне тоже за спину полили кипяток».
«Когда ... слегла, имеется в виду в пятницу вечером, приехала Раиса и связала ей руки, и они у неё опухли и покраснели, и когда она плакала, ей в рот засунули тряпку. Мама развязала ей руки, когда она умерла. Ноги ей стали связывать, когда она сказала, что сбежит».

Суду предстоит выяснить, правдивы ли эти показания.

Тем временем приговор услышала ещё одна приемная мать - Наталия Роговая, проживающая вместе с тремя приёмными детьми в религиозном приюте Мосейцево. Она заставляла детей молиться. Если те отказывались, била их ремнём и скакалкой. Суд приговорил Роговую к семи тысячам рублей штрафа. Однако и это наказание женщине простили - в связи с истечением срока давности, пишет в репортаже из суда ярославский портал 76.ру.

© Новые Известия, 16 марта, 17:05
• «Слова мудрых - как иглы и как вбитые гвозди...»
• «The words of the wise are as goads, and as nails fastened...»

Holy Scripture
Администратор
Сообщения: 1226
Зарегистрирован: 27 мар 2011, 20:51

Расцвет монашества в современной России

Сообщение Holy Scripture » 22 май 2017, 12:59

И всё это - напряженная внутренняя работа

Изображение
Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский женский монастырь в Нижегородской области
© РИА Новости, Олег Золото | Перейти в фотобанк


Количество монастырей в России снова достигло периода царских времен. Благодаря спонсорским деньгам настоятели живут в роскоши, но у монахов и монахинь могут быстро развиться психологические патологии.

Нижний Новгород - В России закрываются школы и больницы, стагнирует экономика, умирают деревни, но одна отрасль находится на подъеме: монастыри. Число обителей для бегущих от светского мира, посвятивших себя молитве, избравших отказ от собственности, смирение и безусловное послушание, достигло уровня царских времен - более 800. Хотя, с тех пор как Московский патриархат стал частью вертикали власти и начал участвовать в формулировании государственной идеологии, многие абсолютно христиански настроенные русские из-за этого сильно раздражены. Но в то же время множество лучших ученых, деятелей науки, академиков принимают монашеские обеты. Вместо того чтобы рваться в кажущуюся бесперспективной борьбу с коррупцией и несправедливостью, они решают подать пример самоотречения, пожертвовать своими интересами и тем самым сделать мир лучше.

В новых, посвященных богу братиях, общественная пирамида образцово очищена. Некоторые монастыри заменяют плохие или отсутствующие социальные учреждения, такие как школы, больницы или приюты. Спонсорские миллионы будут неуклонно привлекаться монастырями, иначе эти капиталы утекут из России. Некоторые монахи ездят на дорогих автомобилях. Святители живут в роскоши. Неудивительно, что обители, чье экономическое значение постоянно растет, верны президенту Путину.

Место паломничества, в котором паломнический туризм принял промышленные масштабы, женский монастырь Дивеево, расположенный в 200 километрах южнее Нижнего Новгорода, куда можно попасть по истрескавшимся дорогам, ведущим вдоль призраков деревень и невозделанных полей. Плакаты на щитах при подъезде гордо сообщают, что это святое место считается четвертым земным уделом Богородицы, который она регулярно посещает, - наряду с Грузией, святой горой Афон в Греции и Киево-Печерской Лаврой. По некоторым оценкам ежегодно в Дивеево, где сегодня снова молятся и работают почти 500 монахинь и послушниц, приезжает один миллион посетителей. Усердно возводится прибежище на шесть тысяч душ. В настоящее время 16 отелей для паломников открывают дополнительные филиалы, появляются торговые центры. Кафетерии, которые здесь охотно называют трапезными, можно найти на каждом углу.

Мы разместились в гостинице самого монастыря, где при входе обувь ставят в шкаф и ночуют на мужской или женской стороне в комнате с четырьмя-пятью жесткими кроватями. Дребезг чемоданов на колесиках, распитие спиртных напитков или пользование чужой туалетной комнатой здесь «не благославляется», в общей столовой вывешены правила внутреннего распорядка. Наши попутчики - два отдыхающих от семьи веселых отца семейства, которые верят в целебное действие купания в монастырском источнике. А также москвичка в монашеском одеянии, которая держит путь в женский монастырь в расположенной неподалеку деревне Кадом. В узком коридоре молодой человек углубляется в чтение молитвенника.

К утреннему богослужению, во время которого ангельский хор монахинь звучит с хоров, огромный Троицкий собор полностью заполнен. Кроме женщин и пожилых людей, можно увидеть неожиданно много молодых мужчин, правда, среди них по виду нет типичных победителей. После литургии образовывается очередь к роскошной раке с мощами Святого Серафима Саровского (1754-1833), основателя монастыря и легендарного духовного наставника. Серафим повелел вырыть «Святую канавку» длиной 777 метров, которая, как он уверял, ведет по следам Божьей матери. Эта канавка - главная достопримечательность. Непрестанно обитатели монастыря и паломники обходят по кругу канавку против часовой стрелки, читая молитвы Богородице.

Хозяйство монастыря также близко к совершенству. Присланные из Москвы мастера украшают золотой мозаикой интерьер и наружные стены недавно отремонтированного Благовещенского собора, четвертого в монастыре. Дивеевские монахини, которые уже в XIX веке были известны своим просветленным смирением, озабочены делами. В приемной для паломников они взимают плату за проживание или экскурсии, которая для экономии на налогах оформляется как пожертвование. А те, кто не может позволить себе приобрести иконы в сувенирном магазине при монастыре, покупают там хлеб по рецепту Серафима, основную пищу многих паломников и гостинец для их близких.

Полная энтузиазма служащая монастыря прощается с нами, приглашая в скором времени снова сюда вернуться. Когда мы признаемся, что охотно сделали бы это, если бы дороги вокруг Дивеево были бы более проходимыми, она, смеясь, отвечает, что ждать этого мы можем еще долго. Как в Средние века, монастырь остается спасательным островком, от которого не исходят импульсы преодоления упадка, царящего вокруг. Мы подъезжаем к Санаксарскому монастырю в ста километрах к югу от Дивеево, рядом с городком Темников в республике Мордовия, где основной отраслью промышленности являются исправительные лагеря.

Монастырь находится в зоне Дубравлага, где еще до 80-х годов содержались политические заключенные, среди которых были возлюбленная Бориса Пастернака Ольга Ивинская, писатель Андрей Синявский, Юлий Даниэль и Ирина Ратушинская. Теперь здесь отбывают свои, часто весьма длительные, сроки наказания уголовные преступники, среди которых руководители преступных группировок и чеченские террористы. Удивительно хорошие дороги ведут мимо стен с колючей проволокой и сторожевых вышек, тюремные надзиратели в светло-голубой камуфляжной униформе преграждают нам путь.

Санаксарский монастырь, который, как и Дивеевский, был закрыт при советской власти и использовался как гараж для сельскохозяйственных машин, намного меньше, в нем проживает 50 монахов и послушников. В главной церкви красуется икона царского адмирала Федора Ушакова (1745-1817), который провел последние годы своей жизни в этой местности и который, не в последнюю очередь по просьбе братьев, живущих в Санаксарском монастыре, был канонизирован в 2001 году. В лавке при монастыре мы приобретаем красиво иллюстрированное житие этого «святого, праведного воина», который одолел превосходящий по численности флот турок в Керчи, освободил Корфу от французских оккупантов, в порту Херсона победил чуму, проявлял христианское милосердие к поверженным врагам, заботился о своих матросах, а в пожилом возрасте - о бедняках. Как и национальный российский святой Александр Невский, который был канонизирован за свою победу над немецким рыцарским орденом. Церковь придает военным успехам высокую духовную ценность.

Изображение
© Wikipedia, Алексей Кабанов
Рождество-Богородичный Санаксарский мужской монастырь


Два иеромонаха из Санаксарского монастыря заботятся о заключенных и дважды в месяц проводят тюремные богослужения. Но они не хотят об этом разговаривать. Разговорчивее оказался собрат, который показывает нам монастырь - здесь пристанище для обеспеченных паломников с мраморными полами и стильной мебелью, там существующий на пожертвования стоматологический кабинет, в котором местный доктор лечит служителей Господа. Богослужения любимы в лагере, рассказывает дружелюбный монах, тем более что священник, кроме святого причастия, приносит хлеб и сыр из монастырских продуктов, и заключенные не должны работать во время литургии. Администрация исправительного учреждения также поддерживает эту миссию.

Некоторые обитатели лагеря даже захотели после своего освобождения пойти в монастырь; строгий, как в казарме, распорядок дня и трудовая повинность напоминают им о лагере, говорит он, смеясь. Руководство монастыря, правда, хотело этому воспрепятствовать, братство не должно заразиться обычаями преступного мира. Но это правило не кажется железным: в бане оказывается, что некоторые братья имеют татуировки с церковной архитектурой по всему телу, выдает монах. На самом деле это бандитский стиль, попытка выразить таким образом боевую готовность для защиты христианства.

В Мордовии мы посещаем еще Свято-Варсонофиевский монастырь, в котором монахиня Иеремия пытается исцелить больных. Матушка Иеремия, которая в мирской жизни была медиком, по ее словам, вылечила себя от рака. Монахиня проводит приемные часы в церкви дважды в неделю. Она собирает своих пациентов перед алтарем Богородицы и прежде всего всем объясняет, как очистить свой организм и освободиться от паразитов. Затем она посвящает время каждому конкретному случаю. В паломничество к матушке Иеремии отправился и наш друг из соседнего рязанского района с опухолью, на этом настояла его глубоко верующая жена. Монахиня дала ему несколько рекомендаций для курса детоксикации и лекарства, которые она готовит сама из пчелиного воска и трав во время молитвы и бесплатно раздает больным онкологическими заболеваниями. Делать операцию она отсоветовала. Наш друг, несмотря на это, решился на операцию, после которой, однако, он прожил всего несколько недель. В монастырской лавке мы покупаем экологически чистые продукты, превосходный молодой сыр и сметану, приготовленные монахинями.

Наконец, мы прибываем в Свято-Никольский Черноостровский монастырь в небольшом городе Малоярославец на юго-западе от Москвы, здесь воспитываются дети, чьи родители погибли, оказались в тюрьме, имеют алкогольную или наркотическую зависимость. Настоятельница Николая, которая в мирской жизни была специалистом в области электронной обработки данных и искусственного интеллекта, восстановила обитель в начале 90-х годов, когда Россия погрузилась в ледяную воду рыночной экономики, и многие семьи разрушились. На самом деле монахини должны полностью посвящать себя молитвам, объясняет матушка Николая, но в катастрофических ситуациях они должны заниматься также социальными делами. Настоятельница и ее сестры сначала работали с социальными сиротами и наркозависимыми подростками, а в 1995 году открыли в монастыре приют для детей из неблагополучных семей. Сегодня там в просторных четырехместных комнатах проживает 50 девочек в возрасте от восьми до 18 лет со всех уголков России.

Изображение
© РИА Новости, Сергей Пятаков | Перейти в фотобанк
Монастырская звонница в Свято-Никольском Черноостровском женском монастыре


Мы хотим вырастить из этих детей зрелых и ответственных матерей семейства, говорит матушка Николая. Они получают признаваемое государством школьное образование от учителей из города, некоторые даже заканчивают вузы. Каждая девочка имеет монахиню в качестве доверенного лица. В город им можно выходить только группой и с согласия монастыря, доступа в интернет нет. Зато они поют и танцуют в монастырском ансамбле «Отрада», который выступает на фестивалях также и в Греции, Италии, Австрии с духовной, народной и патриотической музыкой. Во время концерта во дворце культуры Малоярославца воспитанницы в ярких костюмах исполняют темпераментные русские танцы. Затем в морской военной форме появляется младшая, которой примерно десять лет, чтобы спеть в микрофон песню о прадедушке, который защищал родину во время Второй мировой войны, дошел до Берлина и является для нее большим примером. В завершении все громко поют сербский гимн «Вера вечна, вера славна, наша вера православна».

Отказ от собственных желаний - первое правило монастырской жизни. Вертикальный принцип, послушание вышестоящим, вот что нас спасает, напоминает матушка Николая, поселившая нас в гостевой комнате архиерея, фешенебельном номере с великолепными светильниками и фигурной плюшевой мебелью. Самоуправство человека, его непослушание Богу испортили мир, учит она. Неудивительно, что школьный коридор украшает фотография президента Путина, а перед монастырской стеной, где фельдмаршал Михаил Кутузов в 1812 году вел сражение с отступающими французами, в 2012 году была возведена церковь. Отношение к ближнему должно основываться на всеохватывающей любви к людям, которую порождает только любовь к Богу - так проповедует матушка Николая. Действительно впечатляет, как заботливо и одновременно твердо монахини руководят доверчивыми детьми, а также словно распознают лучшее в посетителях и обращаются к нему. В них видна постоянная внутренняя работа.

Не каждая это выдержит. В прошлом году из Свято-Никольского Черноостровского монастыря сбежала послушница Мария Кикот и написала книгу о своем опыте. Под заголовком «Исповедь бывшей послушницы» Кикот описывает, как настоятельница, призывая присоединиться к этому и других сестер, регулярно «обругивала» перед остальными на собраниях монахинь, которые, например, неудовлетворительно выполнили задание или слишком поздно пили чай. При этом некоторые униженные сестры были действительно больны. Кроме того, автор жалуется на удел послушниц, которым приходится жить в комнатушках, похожих на собачью конуру, и с семи утра до ночи убирать, готовить и работать во дворе. Многие послушницы имеют детей, которые растут в обители. Но контактировать с ними этим матерям запрещено, потому что это будет отвлекать от работы, с помощью которой они пытаются исполнить свой долг перед монастырем. Бывшая послушница сравнивает порядок в монастыре с тоталитарной сектой.

Изображение
© РИА Новости, Сергей Пятаков | Перейти в фотобанк
Колокольня Свято-Никольского Черноостровского женского монастыря



«Исповедь» Кикот подтолкнула многих обитательниц монастырей открыто говорить о похожих проблемах. Монах Диодор, который живет в обители в поволжской республике Марий Эл, подтверждает, что, к сожалению, происходит такое, что настоятель кричит по полчаса на монахов как армейский полковник. Нередко пострадавшие начинали после этого пить, свидетельствует Диодор. Священник объясняет такие недостатки тем, что священнослужители часто хотят контролировать как можно быстрее и как можно больше монастырей, а духовно незрелые настоятели соблюдают правила монастырей лишь внешне. При таких авторитарных персонах послушники иногда становятся монахами с патологически инфантильной личностью, без собственного морального стержня. О тоталитарном характере православных монастырей Диодор все же говорить не хочет, скорее об отдельных тоталитарных проявлениях, которые поддерживаются благодаря замкнутости монастырской жизни и обязанности к послушанию и откровенности.

Но дорога в монастырь - это не улица с односторонним движением. Наталья Милантьева, которая сама 18 лет была монахиней в обители недалеко от Москвы, сообщает, что знает много бывших обитательниц монастырей, которые теперь вышли замуж и родили детей. Но она была плохой монахиней, считает Милантьева. Она не считала собственные мысли чем-то от лукавого и завязала романтическую дружбу с другой монахиней. Она покинула монастырь, потому что подозрительная деловая женщина, которая искала там защиты, опутала их игуменью, нашла спонсоров и организовала в обители нелегальный швейный цех по пошиву одеяний для священнослужителей, собаководство и мастерскую по производству керамики.

Когда некоторые сестры хотели вернуться к мирской жизни, настоятельница угрожала им, что с ними может что-то случиться, что они могут начать хрюкать и реветь, как животные, сообщает Милантьева. К счастью, ни в одном из известных ей случаев ничего подобного не произошло. Бывшая монахиня считает себя православной верующей, хотя практически не ходит в церковь. Она считает, что монастыри - действительно хорошее дело, но они должны быть бедными и не иметь отношения к деньгам.

© Керстин Хольм (Kerstin Holm)
℗ Перевод: ИноСМИ.ру, 17.05.2017
℗ Оригинал: Frankfurter Allgemeine Zeitung (Германия), 16/05/2017 09:23

Аватара пользователя
FontCity
Сообщения: 5667
Зарегистрирован: 28 мар 2011, 00:34
Откуда: Тверь
Контактная информация:

Не всё так просто

Сообщение FontCity » 15 июн 2017, 07:47

Люди просто работают монахами и священниками

Этим интервью мы начинаем новый проект «Об ушедших-отошедших» — истории о детях и подростках, которые выросли при храме, получили религиозное воспитание в семье, но, повзрослев, ушли из храма и из Церкви. Почему молодые люди уходят из Церкви? — Приглашаем к диалогу таких молодых людей, присылайте нам свои рассказы или сообщайте о себе, чтобы дать интервью, открытое или анонимное.

Наш сегодняшний собеседник — Арсений, 21 год, бывший алтарник, ныне атеист.


Изображение

Отец стал верующим до моего рождения, мама примерно с моим рождением. Мне было 4 года, когда меня крестили в кладбищенском храме, а водить меня начали в монастырский храм. Сразу записали в воскресную школу, и в 6-7 лет я пошел в первый класс. Каждое воскресенье — в церковь на причастие, потом сразу в воскресную школу. Так наверно класса до четвертого.

Это был абсолютно лояльный детский монастырь. Там были очень добрые улыбчивые священники. Такой детский клуб по интересам, только с Богом. И родители всегда такие радостные, на подъеме, и дети, и все это очень красиво выглядело, и не было там ничего сектантского. Но я понял, что мне это не нужно.

Дома никаких строгостей в плане православного воспитания не было. Ну, может быть, в Великий пост мы не ели говядину. Курицу, рыбу все равно кушали, молоко, естественно. Но посещение храма для меня никогда не было радостью – это же выходные и они пропадали. Единственно хорошее, что я туда попал – у меня два друга оттуда осталось.

Как на меня повлияло религиозное воспитание? Я получил хорошее историческое образование. На воскресной школе мы затрагивали какую-то тему, мне казалось, что того, что нам рассказали, недостаточно, и я дома читал про это, уже в светских источниках. Увлекся историей, стал смотреть на мир с разных точек зрения: как обычный человек и как религиозный.

Если взять за основу, что есть Бог, и через призму православного восприятия пропустить, то получалось – Бог любит, когда люди ходят в храм, мы взрослые люди, и мы хотим угодить Богу, мы, естественно, тебя (ребенка) к этому приобщаем, поэтому ты должен ходить с нами, чтобы, опять же, угодить Богу. Какое-то время я принимал это за чистую монету, за правду, что даже если не хочется – надо все равно, потому что Бог это любит. А потом я понял, что нет… Просто – зачем? Ну, люди хотят — пусть ходят, а я не буду.

Лет в 11 я часто стал это дело прогуливать – я еще жил с родителями и не мог им сказать, что вообще ходить не буду. Но я еще верил в Бога, и у меня была такая оппозиционная вера – храм не нужен, священники не нужны, с Богом нужно общаться самому – молиться, размышлять, призывать высшие силы, но в обход храма. Атеистом я стал уже в 14 лет. Я просто понял, что Бога, наверно, нет.

Не было никакого события или озарения, которое к этому привело. К тому времени я уже отошел от Церкви, забегал туда к людям – у меня там крестный, монах, с парнями там иногда пересекались. Потом я начал задавать себе вопросы: почему в целом мы живем вот так, а Бог — если Он действительно такой, каким Его люди рисуют – почему Он не вмешается и ничего не сделает?

Был, конечно, ответ от Церкви, что люди сами выбирают свое существование, но тогда зачем нам нужен Бог? Чтоб жить после смерти? А как в таком случае жить счастливо на земле, если все «рекомендации» Церкви призваны подавить свободную волю человека и его стремление к познанию?

Было у меня представление, что Бог злой, а потом просто я понял, что Его не существует – Он лишнее явление в концепции мира. Если Бога нет, то все понятно – мы выживаем, так же, как и наши предки, и это логично и не противоречиво, а если Бог есть – это не логично и противоречиво. Можно так выразиться, что я выбрал веру в то, что Бога нет. А сейчас мне просто все равно. Даже если Он есть, я с Ним не буду иметь никаких дел.

Родителям я сказал не сразу. Это было мне просто невыгодно, было лишним. Меня уже не заставляли ходить в храм. Мы молились дома перед едой, меня это не напрягало, я поддерживал эту традицию. Я сказал им, наверно, уже ближе к совершеннолетию, лет в 17. Мама отнеслась спокойно, а с отцом были философские споры, и они до сих пор иногда продолжаются. Конечно, это было воспринято: «Как так, мы тебя всю жизнь воцерковляли, а ты не воцерковился, что мы сделали не так?» Но дело же тут не в родителях, а в самой концепции.

В алтарь я первый раз зашел в десять лет, потом мне сказали: год отдыхай, маленький еще. Потом зашел в одиннадцать и вышел в тринадцать. Заходил я туда, опять же, извлекая из этого выгоду. Мне нужно было находиться в монастыре, а это влекло за собой некоторые обязанности – уборку в том же алтаре. Я некоторое время жил там. Возникали конфликты с отцом, я просто уходил к крестному, говорил: я здесь поживу, мы с отцом выясним отношения, потом я опять домой перееду. Так было, наверно, раза три, месяца по два или по три. На темы веры мы, кстати, с крестным никогда не дискутировали. Он знает, что у меня свое мировоззрение, у него свое, я не лезу в бутылку, соответственно, все в порядке. Пономарство я воспринимал как механические действия – как актеры в театре играют, точно так же и здесь, только тут спектакль неинтересный.

Я никогда не возлагал никаких надежд на верующих, на монахов, поэтому и разочарования какого-то не было. Просто монахи живут как обычные среднеобеспеченные люди. Покупают себе машины, телефоны, ноутбуки, попивают коньяк. Если они нарушают то, чему учат других – ну, не знаю, для меня это было нечто естественное. Так как я с самого детства изнутри это наблюдал, то я не тешил себя какими-то надеждами, что здесь монахи неправильные, а должны быть правильные. Люди просто работают монахами и священниками. У меня было четкое понимание, что так оно и должно быть. Здесь мы на сцене так себя ведем, а за кулисами так – и это норма. И ничего плохого в этом нет – ведь это делают священники, те, кто напрямую с Богом связаны.

Сейчас много говорят про то, что в Церкви геи, педофилы. Для меня это до сих пор на уровне сказки. Просто светская жизнь. На Пасху отслужили, тут накрыли, монахи сначала внизу с прихожанами прихлопнут, потом идут наверх – и дальше там, насколько хватит сил. Никто ничего не скрывает.

Поначалу у меня было много вопросов: хорошо ли пить алкоголь, если ты проповедуешь воздержание? Потом я просто перестал об это думать – ну пьют и пьют, не мое дело. Не знаю, я, наверно, с детства был неверующий. Церковь воспринималась просто как некое заведение, клуб по интересам.

Люди туда ходят, им там нравится, у них есть председатель, и все хорошо. А чем люди занимаются в свободное от этого время – это их дело. Но Бог просто туда не вписывался и, наверно, поэтому Он туда и не вошел – в мою голову.

Сейчас я вижу РПЦ как очень наглый, но при этом очень слабый бизнес-процесс. Если бы они играли по общим правилам, они бы не вывезли просто, потеряли бы все свои деньги. Но так как для них особые правила, они вывозят эту игру. У нас же нельзя публично выступать гадалкам, шаманам и прочим, продавать открыто магические услуги, это как минимум не приветствуется, все эти сеансы приватные. Что сильно сокращает поток денег к таким людям. А если ты проповедуешь христианскую религию – это, конечно, можно массово делать.

Плюс господдержка, отсутствие налогов, выделение земли под строительство, отдача памятников архитектуры и все прочее.

Почему он неэффективный? Потому что никто не верит. Даже люди, которые ходят в Церковь – в большинстве своем не верят в Бога. Они ходят, потому что русские. Никто не задумывается, что есть Бог, я посвящаю Ему свою жизнь, и хожу в церковь потому, что эти глубокие процессы взаимодействия с Богом я могу пережить только в Церкви. Нет, просто надо идти, потому что так заведено, я русский, русские – православные, значит нужно идти в храм, хотя бы в праздники.

Иеромонахи, монахи, с которыми я общался – хорошие люди. Каждый верит в своего бога. Просто в целом их жизненный путь вызывает у меня недоверие. На что они тратят свою жизнь, чему они учат людей — многие же им верят. Поп говорит, человек верит, пытается по этому жить — и ломает себе жизнь. На исповеди он скажет: у меня такие-то проблемы. Он же не знает, что они психологические. Он думает, что его бес попутал. Поп ему говорит: 40 поклонов в день, и бес уйдет. А человеку в больницу надо ложиться. То есть в целом люди хорошие, никого не обижают, палками не бьют, не агрессируют, но они вынуждены функционировать в этой системе – раз они сюда один раз пришли и действительно во что-то верят.

По крайней мере, один монах точно бы оттуда ушел, знаю из первых уст. Если бы он не верил, что ему будет плохо за то, что он бросит монастырь, потом на небесах – он бы оттуда давно ушел. Но он в это верит и остается там уже долгое время, хотя глубоко несчастлив.

Те мои ровесники, которые пошли в семинарию, откровенно говорили: ну, а куда мне? Либо на автомеханика, либо в семинарию.

Сейчас я мало с кем разговариваю о религии – это интервью первый разговор за год, а, может, и больше. Раньше для меня эта тема была как красная тряпка для быка. Я любил подискутировать, доказать свою точку зрения, что Бога нет, вы все дураки, давайте, становитесь атеистами, вы сразу станете свободными, у вас в голове все прояснится и будет вам хорошо. Сейчас мне мое поведение тогдашнее кажется глупым.

У тех, кто вырос в Церкви и сейчас не ходит, но крестит своих детей, сохраняется шаблонное мышление: а вдруг там что-то есть, и будут пускать только по пропускам? Что мне, жалко один раз покрестить ребенка, и потом у него будет стопроцентная возможность пройти? На этом же Церковь и зарабатывает. Не на тех двух процентах населения, кто каждое воскресенье ходят в храм, а на том, что повально все крестят.

У человека либо нет времени, либо нет желания задуматься и принять точное решение – я верю или не верю. Я крещеный, мама, папа, ну и ребенок мой пусть будет, а потом мы все вместе будем после смерти. Не мне судить, но мне кажется это проявлением слабости.

Я часто думал о том, вернусь ли я в Церковь. В постапокалипсисе я стану иеромонахом, но в Бога не буду верить все равно. Представляете, такой с бородой и в подряснике? Постапокалипсис вокруг, я отшельник. Буду очень классным сектантом. Расскажу им, что во время взрыва я видел Бога, и Бог велел мне вашу горсточку людей, именно вас — наставлять духовно, пока Он не придет к нам.

Я изнутри кухню знаю, никогда уже не поведусь на это. Бывают же моменты, когда все плохо и не понимаешь, зачем жить, и тебе очень хочется, чтобы кто-то тебе подсказал. Насколько я знаю, люди идут в Церковь, когда испытывают такие чувства. Я уже не пойду. Даже если бы Бог был – Он не вмешивается, просто наблюдает. Человек все равно делает все сам. Искать утешения в Церкви – это самообман.

Говорят, что атеисты плохие люди, и если делают добро, то только из корысти. А верующий, который исполняет заповеди – не лицемер? Если он не может делать что-то хорошее просто так, а делает это именно из-за того, что либо будет наказание, либо будет поощрение?

Мне кажется, это на уровне кошки – можно рыбкой манить, можно палкой бить. Если человек просто решает для себя, независимо от заповедей – я людей убивать не буду, я им жизнь не давал, подраться могу, если кто-то наедет, а убивать не стану. Мне кажется это более чистым и моральным подходом, чем «убивать не буду, потому что за это меня накажут». Если бы не было религии, воспитание исторически происходило бы по-другому, и у людей не было бы такой категории как страх Божий, и желания убивать бы не было.

Войны, бедствия, голод – все это сильно связано с христианской и с мусульманской религией. Сегодня религиозная ненависть такая же сильная и актуальная, как во времена крестовых походов. Если приехать куда-нибудь в Махачкалу и крикнуть, что Бога нет, тебя, наверно, очень быстро убьют. Хотя зачем, за что? Предположим, что Аллах есть, а я сказал, что Его нет, но Он же от этого не исчезнет.

Людям просто нужно получать больше образования. Учиться разбираться, почему действительно не нужно убивать людей. Если человек поймет, что Бога нет, а его всю жизнь сдерживали заповеди, а у него накопился список… Изначально ложная мотивация.

Я не планирую заводить детей. Перенаселение на земле – скоро питьевой воды хватать не будет. Ладно, я проживу, а мой ребенок будет воевать за воду – зачем? Но если что-то изменится, и я передумаю – мой ребенок не будет расти в России. ОПК моего ребенка точно не должно коснуться. И военно-патриотическое воспитание во славу Путина тоже.

Если человек верит в Бога — пусть верит, это его право, но устраивать массовое беснование вокруг организации, юридического лица — мне это непонятно.

© Ксения Волянская. Ахилла, 14.06.2017
© Фото: Артемий Иксарь
• «Слова мудрых - как иглы и как вбитые гвозди...»
• «The words of the wise are as goads, and as nails fastened...»

Аватара пользователя
FontCity
Сообщения: 5667
Зарегистрирован: 28 мар 2011, 00:34
Откуда: Тверь
Контактная информация:

Продолжение истории

Сообщение FontCity » 18 окт 2017, 10:07

Бес приюта

Почему дело по обвинению настоятельниц Угодического дома милосердия не стало резонансным?

Тринадцатилетняя Таня, приемная дочь основательницы приюта Людмилы Любимовой в селе Мосейцево Ярославской области, умерла при странных обстоятельствах в ноябре 2014 года. Приговор не вынесен до сих пор, а судебные слушания, тянущиеся второй год, ушли в тяжелую хроническую фазу. В январе 2015-го я писала об этой истории в «Новой газете», уже тогда не сомневаясь, что скорого завершения дела ждать не стоит.

Изображение
Деревня Мосейцево

Напомню предысторию. В приюте в деревне Мосейцево при странных обстоятельствах умирает 13-летняя Таня - одна из шести приемных дочерей основательницы православного приюта Людмилы Любимовой. По утверждению Любимовой, смерть девочки наступила после ее падения во сне с печки. Эта версия сразу же вызывает сомнение у следствия, так как выясняется, что на протяжении нескольких лет общественники пытались привлечь внимание властей к странному приюту, где явно творилось неладное, были подозрения, что с детьми обращаются жестоко. Однако многократные заявления в органы опеки оказывались тщетными. Приют якобы неоднократно «проверяли», и репутация его оказывалась всякий раз безупречной. Вместе с Любимовой воспитанием детей, а сколько их достоверно прошло через приют, не знает никто, занимались ее единоверцы Руфа Гусманова и Гузель Семенова.

За несколько месяцев до трагедии в приют даже приезжала уполномоченная по правам ребенка Ярославской области Татьяна Степанова, которая дружески пообедала с Любимовой, умилилась чистеньким и благообразным деткам и сообщила, что «холодильник в семье был полон».

Через несколько месяцев, когда медэксперты обследуют тело девочки, умершей в приюте, они выдадут заключение: на теле ребенка найдено 29 следов ударов, 6 гематом на голове, девочка была истощена и погибла не от падения с печки, а умирала от травм в течение пяти-шести дней.

Изображение
Публикация в «Новой газете» о гибели девочки в приюте в Мосейцево

Правила праведного существования

Сусальные картинки благообразной жизни в «Угодическом доме милосердия» - межрегиональной общественной благотворительной организации (так официально называется приют в Мосейцево), регулярно с 2006 года появлялись в местных СМИ. Как правило, с просьбой оказать «посильную материальную помощь в воспитании детей-сирот». На фотографиях тех лет девочки в чистых сарафанчиках и платочках либо в храме, либо за чтением выглядят, как и требуется имиджу приюта, благопристойно.

На самом же деле жизнь детей, как выяснило следствие, в богадельне была иной. По словам государственного обвинителя Владимира Волкова, «дети фактически выполняли грубую мужскую работу: таскали груженые тачки с щебенкой, навозом, таскали воду в 10–12-литровых ведрах, чистили коровник. Была разработана целая система наказаний. Могли быть удары прутьями, могли оставить без пищи, если человек плохо работал, и связывали на ночь, и на цепь сажали, и так держали на протяжении ночи, били палками».

В материалах следствия есть расшифровка допроса приемной дочери Гузели Семеновой Ксении. Из него следует, что жизнь девочек выглядела так:

«Наказывали всегда. Каждый месяц. Наказывали Людмила Павловна, Раиса и другие воспитатели. Иногда били прутьями, иногда ремнем, но по большей части заставляли делать поклоны.
- Когда вас били прутьями, это физическую боль доставляло?
- Да.
- Вы видели, как других детей наказывали?
- Обычно уводили, но мы могли подглядывать.
- Один человек наказывал?
- Иногда два, когда дети вырывались. Один держал.
- За что применялись эти виды наказания?
- Если не хотели молиться, работать или не слушалась.
- Какая работа предлагалась и от какой нельзя было отказаться?
- Полоть грядки, ухаживать за скотиной, доить, убирать за ней, воду носить, таскать кирпичи.
- Во сколько вы просыпались? Какой был вообще распорядок дня?
- Подъем в пять утра. Мы читали утренние правила. Потом шли убирать за скотиной. Потом опять молились и шли на обед. Дальше мы либо работали опять, либо молились.
- Ужин во сколько был?
- В шесть часов. Давали кашу или картошку.
- После ужина что происходило?
- Снова ухаживали за скотиной или молились. В 10 вечера отбой.
- Вы учились?
- Не каждый день.
- Бывало такое, что вы недели и месяцы не учились?
- Да, так и было. Обычно перед экзаменом учились, за две недели».

О последних днях Тани следствию стало известно от Лизы, ее сестры. Уже находясь после трагедии в социально-реабилитационном центре, девочка написала письмо, приобщенное к делу. Она назвала виновницей гибели Тани Руфу (Раису) Гусманову.

По ее словам, за несколько дней до смерти Таня отказалась есть горчицу, которой девочек якобы лечили в приюте, тогда Гусманова десять раз ударила ее черенком от лопаты по голове, а потом залила ей в рот кипяток.

«Меня и мою сестру Таню связывали руки за спину и говорили делать поклоны много раз. Когда она слегла, и мы перестали делать поклоны, привязывали нас к кровати, спали сидя. Все это произошло, начиная с того, что увидели у Тани мокрые трусы и подумали, что это гной. Таня просила тряпочку постелить, ей говорили, что будешь ходить и вонять. Говорили, что ей нальют между ног кипяток. Руки нам с Таней связывали, чтобы мы не лазали в трусы. Тане вливали в рот кипяток за то, что она не ела горчицу. Раны от кипятка мазали горчицей, и мне тоже за спину полили кипяток. Когда Таня слегла, приехала Раиса [Гусманова] и связала ей руки, и они у нее опухли и покраснели, и когда она плакала, ей в рот засунули тряпку. Мама [Людмила Любимова] развязала ей руки, когда она умерла. Ноги ей стали связывать, когда она сказала, что сбежит».

Экспертиза удостоверила почерк девочки.

У всех детей из приюта, по словам заместителя главного врача областной детской клинической больницы Надежды Папылевой, выявлено плоскостопие, которое было вызвано неправильной обувью и нагрузками, не соответствующими их возрасту. Из-за недостатка питания у девочек была нарушена эндокринная функция, с этим же связаны и гормональные изменения, приведшие к задержке полового развития и синдрому неправильного пубертата.

Попросту говоря, дети плохо развивались от изнурительных нагрузок и недоедания, а не из-за плохой наследственности, как пытались уверить следствие обвиняемые.

Неприкасаемый приют

То, что приют в Мосейцеве имеет покровителей, почти не вызывает сомнений. Поводов так думать достаточно. И это даже не регулярное появление джипов с московскими номерами в глухом селе, о чем неоднократно рассказывали местные жители.

Первый повод - сам эпизод удочерения Любимовой в 2007 году шести малолетних девочек.

Это почти немыслимо представить, но в Ярославской опеке 60-летней одинокой малоимущей женщине передали на удочерение шесть девочек, причем оформляли «сделку» по советскому паспорту старого образца.

Отсутствие стандартного российского паспорта Любимова объясняла его бесовской сущностью. Ей удалось по недействительному паспорту зарегистрироваться в районе и купить недвижимость - большое здание старой школы.

Изображение
Любимова дает интервью журналисту в суде. Скриншот Youtube

Дальше еще интересней: многодетная мать сразу же отказалась от положенных по закону льгот. Но более чем странная глава семейства все эти годы не интересовала органы опеки, хотя фактически дети были переданы гражданке, живущей «вне закона». После гибели Тани было возбуждено уголовное дело о халатности в отношении Галины Рассамагиной, тогдашней начальницы отдела опеки и попечительства управления образования Ростовского муниципального района. Рассамагина находится под подпиской о невыезде, своей вины не признает. Следствие же выяснило, что с 2012 по 2014 год в службу опеки неоднократно поступали сигналы о тревожной ситуации в Мосейцове, но Рассамагина бездействовала. Сейчас чиновница утверждает, что по закону опека должна регулярно следить за семьей в течение первых трех лет. А потом - только по заявлениям. Но ведь заявления поступали.

Уверенность, что за домом милосердия в Мосейцове стоят заинтересованные лица, подтверждает и то, что в 2012 году в село уже заглядывали правоохранители. Следственным комитетом Ростовского района Ярославской области было возбуждено уголовное дело по факту сексуального насилия в отношении детей одной из трудниц приюта Марины Бойковой, которая бежала оттуда вместе с детьми. Журналистка «Комсомольской правды» в Ярославле Галина Онучина опубликовала тогда свою версию случившегося. Но следствие приостановило расследование в связи с «недостаточностью улик», и Любимова тут же подала в суд иск к изданию об оскорблении чести и достоинства. Причем выиграла его в рекордные сроки - за два месяца. Между тем дети из приюта рассказывали следователям, что им якобы закрывали глаза, везли на каких-то машинах и оставляли в «красивых домах с дяденьками».

Представить, что многодетная, малоимущая, пожилая женщина будет действовать столь напористо и почти нагло без солидной поддержки, почти невозможно. Ведь в той же Ярославской области четыре года тюрьмы за педофилию получил Руслан Вахапов, который всего-то помочился на обочине, не заметив проходивших мимо детей. Но Вахапов теперь сидит в колонии, а Любимова ездит на телевизионное ток-шоу Гордона в столицу.

Еще интереснее выглядит со стороны соревновательная сторона процесса. У Любимовой, Семеновой и Гусмановой за это время сменилось 36 адвокатов (!), многие приезжали из Москвы. Постоянно в процессе участвуют шестеро. В качестве общественного защитника Любимовой выступает иеромонах Иваново-Вознесенской епархии Макарий (Маркиш). В интервью интернет-изданию «Православие FM» он так отозвался о Любимовой:

«Есть перед кем преклониться. Какую колоссальную отвагу надо иметь, чтобы выдерживать такие трудности. Удочерить этих несчастных девочек, вместо того чтобы подумать: «Да о них государство позаботится». Это вызывает колоссальное уважение. И эта их уверенность в божественной справедливости и людской, насколько можно на нее рассчитывать. Это просто до слез».

Столь эмоциональным отец Макарий был в начале суда. Однако и теперь, когда суд огласил подробности следствия, он регулярно появляется на слушаниях. Видимо, по-прежнему считая Любимову безвинно пострадавшей. Защищая Любимову, он заявил, что волосы на голове у одной из сирот из приюта были не вырваны, а якобы выпали от облучения, поскольку девочке делали 48 рентгеновских снимков. В качестве доказательства был предъявлен диск компьютерной томографии. Но то, что КТ действительно может дать несколько десятков «срезов» (изображений) за одно исследование, общественному защитнику не объяснили.

А у девочек из Мосейцева фактически нет адвокатов. То есть формально они есть - это директора детдомов, в которых они сейчас содержатся. Но ездить на слушания директора регулярно не могут. Они и не ездят. В суде интересы детей представляет прокуратура.

На сайте Ростовского районного суда можно наглядно увидеть, что процесс затягивается изо всех возможных процессуальных сил - из 114 назначенных судебных заседаний 55 было отменено с формулировкой «другие основания для отложения дела».

Бесхозный приют

Сразу после трагедии Ярославская епархия официально открестилась от приюта: «Данная семья именуется «православным приютом», но это абсолютно не соответствует действительности. В Ярославской епархии нет православных приютов, и семья из Мосейцева никогда не была таковым».

Однако весь уклад приютской жизни шел по православным канонам: ранние подъемы, молитвы, посты, многочасовые земные поклоны. Более того, Любимова имела духовника, девочки вместе с ней регулярно ездили в Никитский монастырь в Переславле-Залесском. Об этом рассказывал в суде Михаил Баранов, бывший послушник монастыря. «Мы просто здоровались и проходили мимо. На людях не было заметно, что с детьми очень строги, но я прекрасно знаю, в каких условиях воспитываются дети в подобных «семьях».

И вот вопрос: если Ярославская епархия, а по сути РПЦ, всячески дистанцируется от приюта, то почему уважаемый в церковных кругах иеромонах Макарий (Маркиш), автор многочисленных книг и публикаций, один из разработчиков «Основ учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека», принятых Архиерейским собором РПЦ в 2008 году, взялся защищать Любимову?

Поддержку она нашла и в лице Александра Чернавского - координатора так называемого Родительского комитета «За православное воспитание детей».

На сайте информационно-аналитической службы «Русская народная линия» в 2015 году он опубликовал статью «На православные приюты ведется наступление демонических сил», в которой Любимова характеризовалась как оклеветанная праведница и мать с большой буквы.

Редакция «Русской народной линии» тоже не осталась в стороне, сделав приписку в конце статьи: «Отметим, что <…> застреленный депутат Ярославской областной думы шестого созыва, известный либеральный политик Борис Немцов в свое время принимал участие в травле матушек из Мосейцева».

Важно ли понимать, стоят ли за делом приюта люди из РПЦ? Важно. Хотя возражение, что церковь не несет ответственности за преступления всех носящих крест, вполне резонное. Но вопрос, кто финансирует адвокатов «матушек», с чьей помощью Любимовой удалось столь «блестяще» выиграть в 2014 году дело о защите чести и достоинства у издания, предположившего педофильский след в приюте, так и остается без ответа.

И пока этот вопрос повисает в воздухе, православный «дух» дела в Мосейцеве выходит на первый план.

Невидимки

Александр Галанов, психолог и директор лаборатории психологической безопасности все эти годы следит за приютским делом.

Галанов считает, что самая большая опасность сейчас - это дать мосейцевскому делу «замылиться».

Изображение
Александр Галанов, психолог и директор лаборатории психологической безопасности

- Мне сейчас не так уж важно, насколько жестким будет приговор Любимовой и ее соратницам. Потому что главное в этой истории - не частный случай жестокого обращения с детьми, а система воспитания, которая насаждается в так называемых приютах. Как только ребенок попадает в приют, он становится недоступен для внешнего мира. С ним безнаказанно можно делать все что угодно - унижать, наказывать, морить голодом.

А контролировать такие семьи законодательно невозможно - нет правовой нормы. Нужны поправки в Семейный кодекс. Смысл их в том, чтобы любой ребенок, попадающий в семью, которая существует в изоляции, ежегодно проходил образовательную аттестацию и медосмотр. Родителей необходимо обязать делать это, независимо от их желания и уж тем более вероисповедания. Таким детям нужно обязательно выдавать паспорт с фотографией, чтобы можно было идентифицировать ребенка. Их же не видит ни школа, ни соседи. Опека с этим контролем не справляется.

Тенденция

Первый приговор по Мосейцевскому делу уже прозвучал. Его выслушала 6 марта Наталья Роговая - еще одна приемная мать троих детей из обители Любимовой. Как выяснило следствие, Роговая тоже избивала ремнем, наказывала, заставляла молиться своих дочерей. Старшей приемной девочке в то время было 10 лет, младшим, когда Роговая испытывала на них педагогические праведные приемы, - год и два года.

Суд вынес вердикт: 7 тысяч рублей штрафа, который тут же отменили в связи с истечением срока давности. Этот безболезненный приговор Роговой выглядит не только цинично по отношению к несчастным детям, но и определяет тенденцию, которая вполне может оказаться рабочей.

Если учесть, какими темпами продвигается судебное слушание, то можно предположить, что смягчение наказания или вовсе истечение его сроков будут по этой же схеме «отработаны» на Любимовой, которой скоро исполнится 70 лет, и на Семеновой. Они, конечно, издевались над детьми, но ведь не убили.

На самом деле страшная история в Мосейцове еще и о том, как демонстрация истовой веры может обеспечить моральную индульгенцию. В зашоренном сознании крест и молитва, особенно демонстрируемые публично, часто ассоциируются у обывателя с праведностью высшей пробы.

Этот прием в последние годы вполне успешно отработала для укрепления имиджа российская властная элита.

Гособвинение просит для Любимовой и Семеновой по пять с половиной лет колонии общего режима. Для Гусмановой, от рук которой погибла девочка, - 12 лет колонии общего режима.

P.S.

За все время слушаний обвиняемые ни в чем не раскаялись и не признали своей вины. «Ответим за все перед Богом» - их единственный аргумент.

«Новая газета» отправила запрос уполномоченной по правам ребенка в России Анне Кузнецовой. Нас, в частности, интересует, есть ли у уполномоченной сведения о количестве негосударственных приютов в России и каким образом осуществляется контроль над их деятельностью?

© Наталья Чернова, обозреватель. Новая газета, 16:59 18 мая 2017
℗ Этот материал вышел в № 52 от 19 мая 2017
• «Слова мудрых - как иглы и как вбитые гвозди...»
• «The words of the wise are as goads, and as nails fastened...»

Ответить
 

Вернуться в «Богослужение»