КРЕЩЕНИЕ В РАННЕЙ ЦЕРКВИ: ПАТРИСТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД
Добавлено: 08 май 2011, 14:19
Северянка
КРЕЩЕНИЕ В РАННЕЙ ЦЕРКВИ: ПАТРИСТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД
Эверетт Фергюсон
Каждая христианская группа имеет ту или иную форму обряда, называемого крещением. Этот обряд проводится с целью принятия человека в группу. Роль крещения как инициации подтверждается используемым в практикующих крещение младенцев церквях термином «христианизация» [в оригинале christening – прим. перев.], буквально «делать человека христианином» [в восточном христианстве аналогом данного термина является слово «крещение, или крестины» - прим. перев.]. Крещение стало означать «давать имя [при крещении]» лишь впоследствии, причем это явилось результатом более ранней практики (которая, однако, присутствует в некоторых церквях и сегодня), когда человек получал новое имя в момент обращения. Современные деноминации имеют различные церемонии, различные практики, различное понимание того, кого допускать к крещению, а также различные толкования значения данного обряда. Тем не менее, у всех есть что-то, что они называют крещением.
Учитывая вышесказанное, интересно рассмотреть то, каким образом крещение практиковалось в первые века христианской истории. В данной статье я сосредоточусь преимущественно на четвертом веке – середине патристического периода, по которому у нас имеется самая полная информация, - а также на греческих авторах; помимо этого, внимание будет уделено второму и третьему векам и соответствующим латинским авторам. В итоге мы придем к некоему единому выводу. Я постараюсь учесть основные различия между географическими положениями и изменениями, имевшими место в ходе истории.
Прежде чем приступить к рассмотрению патристических трудов, я бы хотел предоставить несколько комментариев относительно новозаветных данных по христианскому учению и практике первого века. Что касается крещения как действия, то христианское крещение представляло собой погружение в воду. На это указывает ряд свидетельств: (1) этимология и использование греческих терминов (baptivzw, bavptisma, baptismov~) светскими и еврейскими авторами; (2) иудейская практика омовений, о которой мы узнаем из письменных источников и обнаружения множества mikwaoth (дословно «емкостей для погружения») в Палестине, существовавших наряду с христианским крещением в период до 70-х гг. н.э.; (3) упоминание в новом Завете обстоятельств, в которых происходило крещение (“там было много воды” — Ин. 3:23; “тотчас вышел из воды” — Мф. 3:16; “и сошли оба в воду” — Деян. 8:38); (4) символизм погребения и воскресения (Римл. 6:3-4; Кол. 2:12).
Субъекты крещения были кающимися верующими. В Новом Завете крещение представлено как акт исповедания веры и как выражение покаяния. Традиционная последовательность резюмируется в Деян. 18:8: “Многие из Коринфян, слушая, уверовали и крестились”. Крещение сопровождалось “призывом имени Господа Иисуса” (Деян. 22:16). Заповедь была такова: “Покайтесь, и да крестится каждый из вас…” (Деян. 2:38). Новый Завет не содержит упоминаний крещения младенцев, а первое историческое свидетельство в пользу крещения младенцев относится к концу второго века. Ранняя практика представляла собой крещение верующих.
Новый Завет обосновывает четырех наиболее распространенных образа крещения в раннем христианстве, а именно: прощение грехов, дар Святого Духа, возрождение или рождение свыше и участие в смерти, погребении и воскресении Христа. Взаимосвязь крещения с прощением грехов выражена в Деян. 2:38 (“Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святаго Духа”) и Деян. 22:16 (“Итак, что ты медлишь? Встань, крестись и омой грехи твои, призвав имя Господа Иисуса”). Святой Дух даровался, потому что “вы - сыны” (Гал. 4:6), а не для того, чтобы сделать человека сыном Бога. В раннем христианстве крещение всегда понималось как дарование рождения свыше от воды и Духа (Ин. 3:5). Павел мог предположить, что римские христиане, которых он ни разу не посещал, знали, что “…все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни” (Римл. 6:3-4).
В неканонической раннехристианской литературе мы найдем много того, что соответствует Новому Завету, а также ряд вещей, которые указывают на отхождение от новозаветной практики.
По нашей теме имеются две основные категории письменных свидетельств: (1) Наставления о крещении. Можно много чего сказать о сложностях того или иного периода на основании поучительных источников того времени. К примеру, в третьем веке большинство наставлений были связаны с мученичеством, а в 12-13 вв. много внимания уделялось тому, как приступать к евхаристии. В четвертом веке такие наставления давались относительно крещения. Когда церковь обрела благоволение имперского правительства, многие пожелали стать членами церкви, но не были готовы принять на себя все обязательства христианской жизни. Таким образом, многие становились катехуменами (оглашенными), но откладывали крещение почти до смерти (среди таковых и император Константин). Серьезно настроенные проповедники пытались побудить таких полуобращенных сделать шаг к полному посвящению. (2) Катехитические проповеди. Их преподавали пресвитеры или епископы зачастую сразу после крещения с целью разъяснить новообращенным значение того, что они только что пережили. Наставления до крещения в основном были связаны с вероисповеданием и в меньшей степени с обязательствами христианина. В силу того, что многие люди откладывали крещение, лидеры церкви пытались сделать крещение и первое причастие особенной привилегией, и поэтому не позволяли некрещеным присутствовать на этих церемониях или даже слушать наставления об их важности. Некрещеные могли присутствовать на чтении Писания и проповедях в церкви, но должны были уйти до евхаристии и крещения. Таким образом, большинство наставлений касательно крещения и евхаристии и их значения звучало для новообращенных лишь после самого обряда.
Церемония
В начале календарного года кандидат выражал свое желание принять крещение в грядущий пасхальный сезон (Василий Великий, Наставление к крещению, 7; Григорий Нисский, Против отлагающих крещение [PG 46.417B]). После этого начиналась непосредственная подготовка к крещению. «Апостольское предание» (17.2), датируемое третьим веком, предписывало оглашенным слушать слово на протяжении трех лет; то же самое сказано в «Апостольских постановлениях» (8.32.16), однако оба источника подчеркивают, что готовность к крещению определяется не сроком, а образом жизни человека. Скорее всего, продолжительный испытательный срок возник в результате гонений, когда церковь желала удостовериться в посвященности и готовности новообращенных, ибо она имела слишком большой негативный опыт с теми, кто отпал пред лицом гонений.
На протяжении сорока дней, завершавшихся Пасхой, кандидаты несколько раз в неделю получали от епископа или пресвитера наставления в Писаниях и христианской вере. Эти наставления представлены в сохранившихся катехитических лекциях Кирилла Иерусалимского по вероисповеданию иерусалимской церкви. Содержание этих наставлений резюмировано в «Апостольских постановлениях»: “Итак, имеющий огласиться словом благочестия прежде погружения да будет наставлен в ведении о Нерожденном, в познании о Сыне Единородном, в убеждении о Святом Духе. Пусть изучит он порядок различного творения, пути промысла, суды различного законоположения. Пусть узнает, почему создан мир, и почему человек поставлен господином мира. Пусть изучит природу свою, какова она. Пусть узнает, как Бог наказал злых водою и огнем, а святых во все времена прославил… Пусть узнает также, как промышляющий Бог не отвратился от рода человеческого, но в различные времена призывал его от заблуждения и суетности к познанию истины… от смерти вечной к жизни вечной” (7.39). Таким образом, это были наставления в христианской доктрине и основных этапах библейской истории.
Содержание самой церемонии крещения было направлено на то, чтобы подчеркнуть важность события, углубить опыт кандидатов и ритуализировать значение акта. Основная деятельность приходилась на неделю, предшествовавшую крещению в пасхальное воскресенье. В каждом городе практика крещения имела свои особенности, однако мы обратим внимание на общие черты.
Когда человек выражал желание принять крещение, свидетели подтверждали соответствующий образ жизни кандидата и его готовность стать полноценным членом церкви. Они поддерживали тесную связь с кандидатами по мере приближения дня крещения.
Экзорцизм был частью церемонии, что является самым крупным отличием от современного религиозного опыта. То, насколько часто его практиковали во время подготовки к крещению, варьировалось в зависимости от географического региона, равно как и от человека, проводившего ритуал, будь то член духовенства или рядовой христианин. Экзорцизм включал в себя приказ злым духам выйти из человека на основании власти имени Иисуса. Иоанн Златоуст говорит о “тех устрашающих и ужасных словах” экзорциста (Наставление о крещении, 10.16). Заклинание могло сопровождаться возложением рук, крестным знамением, миропомазанием и дыханием или плеванием на человека. Цель крещального экзорцизма заключалась в том, чтобы способствовать процессу выхода кандидата из мира зла и очистить его или ее для подготовки к крещению.
На протяжении Поста верующие, соответственно, соблюдали пост, продолжительность и интенсивность которого зависела от сил и здоровья человека. Строгость поста увеличивалась в дни, непосредственно предшествующие крещению. Количество времени, проводимое в молитве, а также присутствие на чтении Писания и наставлении также увеличивалось в течение недели до крещения. Кандидатам преподавали вероисповедание (traditio symboli), которое они должны были заучить, чтобы повторять во время самих крещальных церемоний.
Кульминация подготовки к крещению приходилась на субботний вечер в контексте пасхального бдения. Молитвой освящали воды крещения. К четвертому веку получили распространение специально сконструированные купели. Когда перестали использовать природные водоемы, символизм «живой воды», т.е. проточной (именно проточной воде отдается предпочтение в таком раннем документе, как Дидахе 7.1), перестает быть очевидным, и поэтому на воду призывают Святой Дух, чтобы придать ей животворящую силу.
Кандидаты должны были во всеуслышание покаяться, отрекаясь от языческого образа жизни. В соответствии с “Наставлением о крещении» Иоанна Златоуста(2.20), отречение звучало следующим образом: “Я отвергаю тебя, сатана, твою пышность, твое служение и твои дела”. “Пышность” относилась к религиозным языческим процессиям, языческому поклонению и “делам” языческого образа жизни. Отрекаясь, человек становился лицом к западу; затем кандидат поворачивался в сторону востока и исповедовал свою связь со Христом; в церкви Златоуста использовались следующие слова: “О Христе, я вступаю в служение Тебе” (2.21).
В определенный момент кандидаты стали произносить вероисповедание (redditio symboli), причем в присутствии всей общины.
Мы также имеем сведения о помазаниях, совершавшихся как до, так и после крещения. Помазания представляют собой одну из самых запутанных проблем в истории литургии и учения о таинствах; я не буду углубляться в этот вопрос, однако целесообразно представить основные взгляды на данную практику. Некоторые понимали помазание как символ дарования Духа Святого; другие полагали, что помазание является средством получения Духа. Основное различие между сирийским и другими обрядами крещения заключалось в том, что самые ранние тексты о сирийской литургии упоминают помазание только до крещения. Ефрем Сирин говорит следующее о помазании до крещения: “Елей – близкий друг Святого Духа… Им Дух осенял священников и помазывал царей; ибо елеем Дух Святой отмечает своих. Подобно перстню с печаткой, чей след остается на воске, так и невидимая печать Духа ставится елеем на тела тех, кто помазаны в крещении; итак, они отмечены в таинстве крещения” (Гимн девству, 6). Тем не менее, несмотря на важность помазания до крещения, сирийская традиция понимала елей и воду как части одного акта, в котором действует Святой Дух. В других церквах помазание до крещения служило скорее как подготовительный акт, а помазание после крещения представляло собой скорее схождение Духа Святого.
В начале третьего века Тертуллиан сформировал предпосылки для того, что получило развитие гораздо позднее в виде отдельного таинства (т.е. конфирмации) в западной церкви. Он утверждает: “Не то чтобы в водах мы получаем Святого Духа, но в воде… мы получаем очищение и подготовлены к Святому Духу ” (О крещении, 6). Он связывал помазание после крещения с вхождением в священство (7), а возложение рук и молитву – со схождением Святого Духа (8). В других отрывках об обряде посвящения он связывает омовение с очищением, помазание с освящением, крестное знамение с укреплением души и возложение рук с просвещением, получаемым от Святого Духа (О воскресении плоти, 8). Хотя в греческой церкви помазание ассоциировалось со Святым Духом, некоторые (а, возможно, и большинство) идентифицировали получение Духа с крещением. Среди таковых и Златоуст, говоривший, что вы погружаетесь в святую воду, погребаете ветхого человека, воскрешаете нового, и “именно в этот миг через слова и руки священника на вас сходит Святой Дух ” (Наставление о крещении, 2.26; ср. Гомилии на Мф., 12.4).
Завершение крещения приходилось на раннее воскресное утро, и только что крестившегося вводили в церковь для разделения евхаристии – «первого причастия». В дополнение к традиционным хлебу и вину – искупительному телу и крови Иисуса – иногда преподавали чашу воды, представлявшей спасительное крещение, и чашу молока и меда – традиционную пищу новорожденного младенца, а впоследствии и символ вхождения в землю обетованную, в которой текут молоко и мед. Что касается центрального действия, самого крещения, мы приступаем ко второй части нашего исследования - практике.
Практика
Обычно крещение представляло собой трехкратное погружение. Самое раннее прямое указание на трехкратное погружение датируется началом третьего века в трудах Тертуллиана, который упоминает его наряду с прочими традиционными практиками, которые не выводятся напрямую из Писания, и описывает их как “нечто свыше повеления, которое Господь дал в Евангелии” (О венце, 3). Если мы принимаем свидетельство Тертуллиана о том, что данная практика уже была традиционной в его время, но не имела четкого апостольского подтверждения, можно задать вопрос о причинах ее возникновения. Возможно, она получила распространение на основании триединой формулы в Мф. 28:19 (“крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа”) или за счет попытки противопоставить христианское крещение иудейскому прозелитскому омовению; возможно, подобная практика появилась в рамках тринитарных споров второго века. Даже если основной причиной возникновения была не тринитарная формула, тем не менее, тесная связь между практикой трехкратного погружения и тринитарным исповеданием все же существовала. В «Апостольском предании» (21.12-18) перед каждым погружением звучит исповедание: во имя Бога Отца, и Христа Иисуса Сына Божьего, и Святого Духа, причем исповедание последнего звучало наряду с исповеданием святой церкви и воскресения. Еще одна взаимосвязь (не как определяющий фактор, но как результат практики) заключалась в трехкратном погружении как образе трех дней, проведенных Иисусом во гробе до Его воскресения (ср. Св. Кирилл, Огласительные поучения, 20.4; Григорий Нисский, Катехитическая проповедь, 35).
Тот факт, что крещение представляло собой полное погружение, подтверждается многочисленными письменными утверждениями. В своем труде «О крещении Христа» Григорий Нисский утверждает, что крещение является образом погребения Иисуса. “Получая крещение подобно нашему Господу… мы не погребаемся в землю… но приступаем к веществу, подобному земле – к воде, и скрываем себя в нем подобно тому, как Спаситель был погребен в земле” (PG 46.585B). Григорий приводит то же сравнение в «Катехитической проповеди», где он пишет о “положении и погребении” в землю, которая выступает как параллель с водой. Однако дважды он пишет о крещении как о “трехкратном обливании водой” (35). Я понимаю эти два отрывка как утверждения о том, что подобно тому, как в погребении тело опускается в могилу и «окропляется» землей, также и в крещении человек опускается в воду, которая покрывает тело. Таким образом, поливание или омовение относится не к тому, что преподающий крещение делает с водой, но что вода делает с принимающим крещение человеком. Каково бы ни было дословное значение, результат заключался в том, что тело полностью покрывалось водой в подражание мертвому телу, погребенному в землю. Толкование этого отрывка связано с утверждением некоторых греческих православных богословов о том, есть разница между помещением тела под воду и погружением (тело покрыто водой независимо от того, как это производится); поэтому традиционная практика в современных греческих православных церквах представляет собой помещение младенца в воду за плечи и трехкратное омовение головы. Тот же подход используется при толковании некоторых ранних свидетельств о том, что человек вставал в купель или баптистерий, и на него направляли поток воды. Независимо от той разницы, которая есть между погружением под воду как действием и нахождением под водой как состоянием, результат не меняется: тело оказывается под водой.
С другой стороны, если все же проводить такое различие, то Иоанн Златоуст четко определяет значение погружения: “[Священник] кладет вашу голову в воду трижды и трижды ее поднимает ” (Наставление о крещении, 2.26). Это описание совпадает с рядом других свидетельств того, что человек находился в воде по пояс или выше, и его наклоняли в воду, в отличие от современной практики, когда человека кладут в воду лицом вверх. Результат был тот же: тело было покрыто водой. В подтверждение этого можно привести множество других источников. Более того, очевидно, что первые крещальные купели были сконструированы для чего-то большего, чем просто окропление или омовение.
В раннехристианском искусстве рука крестителя всегда находится на голове крещаемого. Таким образом, человек стоял в воде в купели, и его голову опускали под воду. Однако такое положение принимающих участие в крещении имеет нечто большее, чем функциональное значение. В соответствии с «Апостольским преданием» (21.12-18), рука крестителя находилась на голове крещаемого именно в тот момент, когда последнего просили исповедовать веру в каждую из трех божественных ипостасей. Произведения искусства, изображающие крестителя в подобном положении, указывают на вероисповедание во время крещения. Златоуст объясняет, что плотское око видит воду, но око веры видит Духа. Физические глаза видят священника, который возлагает правую руку на голову крещаемого; духовные же глаза видят небесного Первосвященника, касающегося головы своей невидимой дланью. Именно поэтому священник говорит не “Я крещу такого-то”, но “такой-то крещается”, потому что на самом деле крещение совершают три божественные ипостаси, во имя которых крещение и совершается (Наставление о крещении, 11.11, 14; также 2.10 и 26).
Перед тем, как войти в воду, кандидаты снимали с себя всю одежду, ибо крещение принималось в наготе. Это может показаться странным современным верующим, ибо мы задаемся вопросом о том смущении, которое должно было иметь место. «Апостольское предание» (21.4-5) говорит, что сначала крестили маленьких детей, затем взрослых мужчин, и, наконец, женщин. В последнем случае крещение совершали дьякониссы, в соответствии с трудом третьего века «Апостольская дидаскалия» (16), а также «Апостольскими постановлениями» (3.15-16). Если крестилась женщина, пресвитер помазывал ей лоб, произносил формулу и окунал ее голову, после чего дьяконисса помазывала тело и поднимала крещаемую из воды. У некоторых баптистериев, возможно, были завесы. Другой фактор заключается в том, что в древнем мире к наготе относились спокойнее. Нагота выражала идею нового рождения. В произведениях искусства крещаемый изображен не только нагим, но и меньше, чем креститель. Подобная манера изображения не указывает на крещение младенцев, но следует художественному замыслу. В свою очередь, новообращенный облекался в белое одеяние, символизирующее чистоту.
Древние источники указывают на два типа обстоятельств, в которых допускались альтернативы погружению. Первое исключение запечатлено в современной форме текста самого раннего неканонического описания крещения. Дидахе (7) допускает, в виду отсутствия достаточного для погружения количества воды, трехкратное омовение головы крещаемого. Имеется ряд внутренних грамматических и стилистических указаний на то, что этот отрывок является более поздней вставкой в оригинальный текст, в силу чего у нас нет возможности датировать данное исключение. Описание крещенской воды отсутствует в переписанном в четвертом веке «Дидахе» в «Апостольских постановлениях» (7) либо как устаревшее, либо ввиду отсутствия в тексте, с которого делалась копия.
Другое исключение представляло собой то обстоятельство, которое привлекло куда больше внимания, а именно клиническое крещение. Оно совершалось в том случае, если человек по причине болезни или слабости был прикован к постели, и высокая вероятность летального исхода не позволяла совершить обряд традиционным способом. Одно из самых ранних упоминаний и слов в защиту данной практики относится к третьему веку под авторством Киприана. Он отвечает на вопросы о том, считать ли человека, принявшего клиническое крещение, полноправным христианином, потому что вместо полноценного погружения они получали окропление или омовение (Письма 75 [69].12). Киприан защищал такие “божественные сокращения” или “приспособления” (его слова) в случаях необходимости, когда крещение совершали при наличии здравой веры как у крестителя, так и у крещаемого.
Споры вокруг клинического крещения продолжались: их причина заключалась скорее в том, что люди откладывали крещение на последний момент, нежели в самом способе крещения. Каждый из трех великих каппадокийцев, живших в четвертом веке (Василий Великий, Григорий Нисский и Григорий Назианзин) высказывались против подобной практики, однако не опровергали ее действенность. Их негативные слова звучат в рамках их наставлений с целью призвать катехуменов принять крещение, и, таким образом, выражены в виде наставлений; однако даже в таком контексте предполагаются некоторые сомнения относительно клинического крещения (Василий Великий, О крещении, 5, 7; Григорий Нисский, Против отлагающих крещение [PG 46.425A]; Григорий Назианзин, Слово, 40.11-12). Они предупреждают об опасности отсрочки крещения в силу “беспорядка и смущения” (слова Иоанна Златоуста, см. Наставление о крещении, 9.8), которые застают человека в его последние часы. Они ничего не говорят о способе совершения крещения, однако контекст их трудов и описание обстоятельств едва ли подразумевают нечто иное, чем обычное погружение. Я нахожу примечательными их собственные указания на то, что они считали наиболее важным для действенности ритуала. Все их утверждения подчеркивают важность того, чтобы кандидат был в состоянии исповедать свою веру. Василий пишет об опасности того, когда больной не может “изречь спасительные слова” (О крещении, 5; ср. Григорий Нисский, Против отлагающих крещение [PG 46.425A]; Григорий Назианзин, Слово, 11). Подобным образом, Иоанн Златоуст указывает на важность отречения от сатаны и завет со Христом и их необходимость даже в клинических случаях; он вопрошает: “Когда человек не может дать ответ [в данном контексте крещальное вероисповедание], какое преимущество получает он от своего посвящения?” (Наставление о крещении, 9.9-10).
Такой акцент на устном исповедании веры поднимает вопрос о крещении младенцев. Даже в случае клинического крещения, когда человек не мог говорить, он либо уже был катехуменом, либо о его вере и желании креститься так или иначе было известно. Что насчет маленьких детей? Здесь мы подходим к теме субъектов крещения.
Субъекты
Все ранние тексты о крещении говорят о тех, кто “веровал, что учение христиан истинно, и обещали жить в соответствии с ним” (Иустин Мученик, 1 Апология 61). Такой акцент на вере и покаянии прослеживается во всех ранних источниках, говорящих о практике крещения. Литургии, связанные с крещением, были рассчитаны на людей, которые могли говорить и поступать осознанно, и это оставалось литургической нормой, в отличие от крещения младенцев. Учитывая консервативность литургического языка и практики, неудивительно, что литургическая традиция предполагала участие людей, отвечавших за себя, даже после того, как крещение младенцев стало нормой. Баптистерии и купели также были сконструированы в расчете на людей, не являвшихся детьми. Однако крещение младенцев начали практиковать достаточно рано: в ходе традиционной литургии родителям или родственникам предоставлялась возможность отвечать за тех, кто был слишком мал, чтобы отвечать за себя (Апостольское предание, 21.4).
Самое раннее прямое свидетельство о крещении младенцев восходит к Тертуллиану (О крещении, 18). Однако в отличие от своего отношения к трехкратному погружению он не защищает его как традиционную практику, но выступает против, считая крещение младенцев относительно новым явлением в Северной Африке. В ответ на использование Мф. 19:14 как аргумент в пользу данной практики («…пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне…»), Тертуллиан пишет: «Пусть они «приходят», когда они растут, когда они учатся, когда им разъясняют, зачем нужно приходить. Пусть они становятся христианами, когда они в состоянии познать Христа. Какая связь между временем невинности и прощением грехов?»
Слова Тертуллиана относятся к случаям «необходимости». Я уже утверждал на основании некоторых текстов, что изначально крещение младенцев не было традиционной практикой. Оно распространялось постепенно за счет чрезвычайных ситуаций, когда смерть была неминуема, и семья, убежденная в необходимости крещения для спасения, не хотела, чтобы ребенок умер некрещенным (“Предписания и происхождение крещения младенцев”, Журнал богословских исследований [“Inscriptions and the Origin of Infant Baptism,” Journal of Theological Studies], n.s. 30 [1979]:37-46). Экстренные ситуации порой служат причиной возникновения традиционных практик (к примеру, новые меры безопасности после террористических атак), что, по моему мнению, произошло и в случае с крещением младенцев. Практика, применявшаяся в самых крайних случаях, стала нормой в виду неопределенностей, свойственных жизни.
Крещение распространялось в третьем веке и стало общепринятым в веке четвертом, однако не в таком широком масштабе, как зачастую полагают. Поразителен тот факт, что практически все ведущие лидеры церкви, включая тех, которые происходили из больших семей, и чья дата крещения нам известна, были крещены во взрослом возрасте (Дэвид Ф. Райт, В каком возрасте крестились в ранние века? Studia Patristica, 30 [1997]:389-394). Это верно и в отношении каппадокийцев, на которых я в значительной степени полагаюсь. Братья Василий и Григорий Нисский происходили из крупной христианской семьи, чья христианская вера исторически восходила к обращению целого региона веком ранее благодаря деятельности Григория Чудотворца; в их родословной были и мученики. В свою очередь, Григорий Назианзин был сыном епископа.
Однако сами каппадокийцы не выступали против крещения младенцев. По словам Назианзина, любой возраст приемлем для крещения, и если у кого-то есть младенец, пусть он будет “освящен… и помазан Духом в самом нежном возрасте” (Слово, 40.17). Он в определенном смысле поддерживает мою версию происхождения крещения младенцев, когда в ответ на вопрос о крещении детей говорит: “Определенно, если есть опасность, то лучше их освятить в бессознательном состоянии, чем если бы они ушли без печати и посвящения”. Далее он переходит к детям, которым не угрожает никакая опасность, и говорит, что приемлемо крестить ребенка в возрасте трех лет, “когда они в состоянии слушать и что-нибудь отвечать о тайне”, ибо “в это время они начинают становиться ответственными за свои жизни, когда разум их становится зрелым” (40.28). Григорий более оптимистичен относительно зрелости ума в трехлетнем возрасте, чем я, и мы не знаем, следовали ли вообще этому совету в его время. Данное предложение было своего рода компромиссом между желанием крестить в раннем возрасте из-за “неожиданных опасностей, преследующих нас”, и его собственными убеждениями относительно того, что человек должен быть в состоянии дать устные ответы на вопросы во время крещения.
Практика крещения младенцев стала важным аргументом для Августина в его споре с Пелагием о первородном грехе. Пелагий принимал церковную практику крещения младенцев, и поэтому Августин выразил идею, что поскольку крещение необходимо для прощения грехов, а у младенцев своих грехов пока нет, несмотря на что церковь их все равно крестила, значит, грех, прощающийся в крещении, унаследован от Адама и Евы (О добродетелях и прощении грехов, и о крещении младенцев, 1.23, 28, 39; 3.2, 7). Связь между крещением младенцев и первородным грехом – это результат влияния Августина. Изначально она не была присуща логике отцов восточной церкви.
В цитируемом выше отрывке(40.28) Григорий Назианзин признает, что у младенцев нет своих грехов, и поэтому они не осознают ни неимение, ни потребность в благодати, поскольку он говорит о преимуществе крещения в смысле освящения и «укрепления купелью». Иоанн Златоуст также защищал крещение младенцев, не ссылаясь на прощение грехов. Он говорил, что хотя многие считают, что единственный дар, получаемый в крещении, это прощение грехов, он сам мог насчитать десять даров. Таким образом, крещение приемлемо и для младенцев, хотя на них нет греха. В дополнение к прощению грехов он привел еще шесть даров: освящение, праведность, усыновление, наследие, братья и сестры и члены Христа, а также обитель Духа(Наставление о крещении, 3.5-10; ср. Гомилии на Мф., 11, которые включают вышеперечисленные дары наряду с прощением и искуплением). Итак, мы переходим к заключительной теме нашего исследования.
Цель
Из трудов ранних христианских ортодоксальных авторов видно, что крещение связывали с прощением грехов, в том числе и в четвертом веке. Даже те греческие авторы, которые поддерживали крещение младенцев, не отрицали, что оно дарует прощение грехов; они скорее подчеркивали другие преимущества. Одним из представителей лидеров церкви в четвертом веке является Кирилл Иерусалимский. Ссылаясь на Деян. 2:37-38, он говорил: “Разве есть грех более великий, чем распять Христа? Но крещение способно смыть и такой грех” (Огласительные поучения, 3.15). Комментируя Ин. 3:5, он пишет: “Крещаемый водою, но оказывающийся недостойным Духа [в силу отсутствия веры и покаяния — 3.2] не получает благодати в совершенствовании; также если человек преуспевает в добродетелях, но не получает печати водой, он не войдет в Царство Небесное” (3.4). В итоге Кирилл заявляет: “Всякий, не получающий крещения, не получает и спасения” (3.10).
Необходимость крещения для спасения воспринималась как норма, хотя об этом не всегда говорилось напрямую. Но все же было одно исключение, и сам Кирилл напоминает об этом в продолжение цитируемого выше отрывка: «Всякий, не получающий крещения, не получает и спасения; за исключением мучеников, которые даже без воды обретают царство». Живущие в мирное время крещены водой, но во времена гонений верующие крестятся в свою собственную кровь (3.10). Преследования часто заставали катехуменов до того, как они принимали крещение. Очевидно, было бы бессмысленно говорить тем, кто готовился к крещению, чтобы они отрекались от Христа перед властями, чтобы пойти и принять крещение, а затем ждать, когда власти вновь арестуют их. Исповедание мученика считалось равным исповеданию при крещении (13.21). Таким образом, существовало убеждение, что мученичество (“кровавое крещение”) было равносильно крещению водному и даровало прощение грехов; оно также давало прощение грехов после крещения (Ориген, О мученичестве, 30).
В дополнение к прощению грехов, появились еще два важных образа: (1) возрождение или рождение свыше на основании Ин. 3:5 и (2) смерть и воскресение на основании Римл. 6:1-11. Как пример можно использовать понимание крещения Григорием Нисским, которое он изложил в своей «Катехитической проповеди». Он приводит три образа, связанных с крещением. Первый – это новое рождение: здесь он проводит параллель между результатом крещения и воплощением Христа. На первый взгляд, невозможно увидеть взаимосвязь между мужским семенем и развившимся из него взрослым человеком, наделенным разумом; однако если божественная сила может преобразовать это предельно небольшое количество субстанции в человеческое существо, тогда нет ничего удивительного в том, что та же сила использует воду для того, чтобы даровать «новое рождение через это таинство» (33; ср. О крещении Христа [PG 46.584B-D]). Второй образ – это смерть и воскресение. В этом отношении результат крещения основывается на подражании смерти и воскресению Христа. Первопроходец нашего спасения был мертв три дня и затем восстал к жизни. Подобным образом, человека окунают в воду три раза и поднимают в подражание благодати и воскресению (35; ср. Против Аполлинария [GNO 3.l.227, 4-9]). Такая связь воскресения с крещением делает последнее необходимым для спасения: “Человеку невозможно без бани возрождения пребывать в воскресении” (35). Третий образ, представленный Григорием, это очищение, т.е. прощение. “Человеку невозможно войти в Божье присутствие без тщательного очищения от всякого зла” 36).
Говоря о крещении, отцы часто перечисляют его преимущества. Кирилл называет крещение “искуплением прегрешений, смертью греха, возрождением души, одеянием света, святой нерасторжимой печатью, колесницей в небо, славой небес, вхождением в царство, даром усыновления” (Procatechesis 10; также цитируется Василием Великим, Наставление о крещении, 5). Григорий Нисский говорит, что в пасхальном крещении мы «призываем чужих к усыновлению, нуждающихся к участию в благодати, погрязших во грехах к очищению” (Против отлагающих крещение [PG 46.416C]). Григорий Назианзин идет дальше Иоанна Златоуста, удваивая список преимуществ, представленных последним: “Просвещение [церемония крещения] – это сияние душ, изменение жизни, обещание Богу чистой совести. Это помощь нашей слабости, отвержение плоти, следование Духу, общение Слова, совершенствование творения, преодоление греха, причастие к свету, рассеяние тьмы. Это колесница к Богу, смерть со Христом, оплот веры, совершенствование ума, ключ к небесному царству, изменение жизни, избавление из рабства, снятие оков, преображение всего человека… величайший и самый великолепный из даров Божьих…” (Слово, 40.3).
Важность крещения подчеркивалась и тем, как его называли. Григорий Назианзин в продолжение списка преимуществ крещения указывает и его названия: “Мы зовем это даром, благодатью, крещением, просвещением, помазанием, одеянием бессмертия, баней возрождения, печатью и всем, что почитаемо” (Слово, 40.4). Его любимыми названиями были просвещение, благодать, дар и печать. В «Катехитической проповеди» Григорий Нисский предпочитает термин «баня, или омовение» (loutrovn), взятый из послания к Титу 3:5 – “баня возрождения”. В своей проповеди «О крещении Христа» он предпочитает «возрождение»(paliggenesiva) и «новое рождение» (ajnagevnnhsi~). Эти термины он использует как взаимозаменяемые (на основании Тит. 3:5, Ин. 3:5 и 1 Пет. 1:23).
В раннехристианской литературе крещению не придается столь высокого значения только со стороны небольшого количества сект гностиков. Об этом мы узнаем из трактата Тертуллиана «О крещении», а также из некоторых трудов в библиотеке Наг-Хаммади, в которой сохранилось большинство гностических текстов на коптском языке. Гностики пренебрегали водой как недостойным средством спасения. Многие из живущих сегодня обезвоживают возрождение, подобно гностикам. Очевидно, они не осознают истоки своего доктринального наследия.
Уделяя внимание крещению и его необходимости, отцы также подчеркивали такой элемент христианской жизни, который на протяжении истории церкви часто рассматривался изолированно от данного обряда. Я имею в виду нравственные последствия крещения. Возможно, такое разделение существует благодаря тем историкам христианской мысли, которые относят таинства и этику к разным категориям. Возможно, это произошло по причине того, что сами катехитические практики, в которых участвовали служители в четвертом веке, недостаточно апеллировали к нравственному возрождению. Программа подготовки катехуменов ко крещению включала наставление в доктрине, таинствах, литургии и в определенной степени в Писании. Однако нравственному воспитанию внимания почти не уделялось. Все проповедники так или иначе затрагивали вопросы нравственности, но под них не отводилось специального времени или чтения текстов.
Однако давайте все же посмотрим, какие выводы относительно нравственности делали епископы из своих наставлений о крещении. Григорий Назианзин в конце своей проповеди уделяет много внимания необходимости освящения всей сущности человека (Слово, 40.38-41). Василий Великий предлагает описание «образа жизни по Евангелию»: “бдительность очей, укрощение языка, порабощение тела, смиренномудрие, чистота мыслей, сдерживание гнева; если вас заставляют работать, делайте больше, чем требуют; если вас обижают, не идите в судилище; если вас ненавидят, любите в ответ; если вас гонят, терпите; если вас хулят, утешайтесь” (Наставление о крещении, 7). Григорий Нисский начинает и завершает свою проповедь «Против отлагающих крещение» словами «жизнь по Евангелию» (PG 46.421A-B; 429B; 432A). Он заканчивает свое «Катехитическое наставление» указанием на то, что его проповедь была бы неполной, если бы она не приводила к изменению жизни слушателей. Если человек после крещения не изменился, и в принявшем омытие нет покаяния, тогда «тем, кем вы не стали, вы и не являетесь” (40). По мнению Григория, спасение дается в воде, но исходит не от воды, ибо его невозможно получить автоматически, если нет истинной веры в распятого и воскресшего Христа и покаяния, в котором человек отворачивается от греха и поворачивается к Богу.